Самая хитрая рыба

Чтобы любить свое дитя, не обязательно понимать его. Но понимание все облегчает. Он и не пытается разобраться, а она совсем другая, не похожая на него: он везде хозяин, она – гость, он – завоеватель, она – исследователь. Я смотрю на них и не вижу ни одной общей черты. Но главное, они ни разу не рассмеялись над чем-то вместе.

Что он делает, так это планомерно уничтожает ее маленький мир. В нем живут феи, которые питаются пряниками, карандашные мышата (я толком не смогла понять, чем они занимаются) и солнечные пылинки складываются в слова, если посмотреть на них через зеленое стекло, – так невидимые обитатели дома разговаривают с людьми.

Она дала имена цветам и деревьям (тигровую лилию зовут Валентин). Она считает, что ночью приходит Туманная Лошадь и пар из ее ноздрей растекается по саду белым молоком. Она боится крыс, велосипедов и саранчи, не любит кубики и пазлы, играет на планшете в какую-то ферму, умеет читать, но любит, когда ей читает мама. Я ни разу не слышала от нее слова «скучно». Она добрая маленькая девочка, безобиднейшее существо; если бы ей сказали, что у нее под кроватью живет чудовище, она и для него оставляла бы пряники и книжки, чтобы ему не было одиноко.

И этим-то ребенком Мансуров постоянно недоволен. «Она должна играть с другими детьми!» «Она должна учить английский!» «Она не должна быть размазней!»

При этом по-английски он может сказать лишь «Лондон из зе кэпитал оф Грейт Бритн».

Недавно Лиза застала его врасплох:

– Папа, как зовут твою крысу?

Я в это время сидела в своей комнате, а Мансуров выходил из кабинета. Тут-то девочка его и подловила.

Он замялся. Я буквально слышала, как скрипят его извилины. Человек-то он, может, и хитрый, но воображения ни на грош. В конце концов он напрягся и буркнул:

– Анфиса.

Ну, разумеется. Если крыса, то непременно Анфиса.

– А какого она цвета?

– Не твое дело. Ладно, белая. – Он сообразил, что выглядит глупо, а может, испугался, что, нагнетая таинственность, он только сильнее заинтересует свою дочь.

– Можно на нее посмотреть, папа?

– Нет. Она злобная и кусается. Может даже выскочить из клетки и откусить тебе палец.

– Может быть, ты ее плохо кормишь?

– Что-о?

Но Лиза уже мчалась вниз по ступенькам. Простодушен ли был ее последний вопрос? Или это скрытая насмешка (и в таком случае девочка попала в цель)? Не могу понять. И Мансуров не может.

Но мне-то простительно, я живу в одном доме с этим ребенком всего четыре дня. А он – пять лет.

3

– Мама, я должна тебе кое-что сказать. Очень важное!

Я затаила дыхание. Они снова в гостиной, вдвоем в своем кресле, листают книжку о путешествии Нильса с дикими гусями и смеются.

– Почему ты не читаешь про Блими… Глими… Блинский замок? – спросила Лиза.

Наташа засмеялась, но как-то принужденно.

– Это и было твое важное?

– Нет, не это. Но ты сначала скажи.

– Глиммингемский. Я не люблю эту главу.

– Потому что в ней про крыс? – понимающе спросила девочка.

– Да. Помнишь, мы с тобой говорили, что у людей бывают необъяснимые страхи? Они называются «фобии». У меня, наверное, фобия. Вчера твои подруги обсуждали фильм про крысенка…

– «Рататуй»! Все его видели. А я нет. Мам, я тоже хочу!

– Ты хочешь, чтобы мы смотрели вместе, – возразила Наташа. Это правда – девочка предпочитает смотреть фильмы в компании матери, «чтобы было в кого бояться», как она говорит. – А я не могу. Мне даже нарисованный крысенок неприятен.

– Он миленький… – Но я слышала по тону девочки, что она сдалась. – Ладно, пусть папа мне на планшет скачает. Мам, а теперь слушай тайну!

– Слушаю…

– Давай ухо!

Меня разобрал хохот, когда я услышала, как она громко и отчетливо шепчет Наташе в ухо:

– В этом доме живет дух! Призрак!

Вот тут-то мне стало до не смеха.

– Ты мне все ухо обслюнявила, чучело, – сказала Наташа.

– Мама, он настоящий! Он оставляет мне подарки!

– Какие?

– Я не могу показать, – смущенно сказала девочка. – Вдруг они исчезнут! Но они очень-очень прекрасные! Как мыльные пузыри, а внутри цветы!

– Этот призрак – он пугает тебя? – встревожилась Наташа. Я понимала ее беспокойство. Меня бы тоже заставили волноваться речи впечатлительного пятилетнего ребенка о призраках и их дарах.

– Нет, что ты! Это не он, это она. Старая женщина… Прозрачная, а глаза у нее синие-синие, и на голове маленькая корона. – Я непроизвольно дотронулась до макушки. – А еще у нее хрустальные туфли, как у Золушки! – вдохновенно фантазировала Лиза. – И коврик…

– Наш коврик? – серьезно спросила Наташа.

– Да! Главный олень выходит из коврика, и она скачет на нем по ночам!

Я поняла, о чем говорит девочка. Половину стены в ее комнате закрывает большой ковер-гобелен с оленями, в точности такой, какой висел когда-то у самой Наташи.

– Призрак охраняет наш дом! Пока он здесь, с нами не случится ничего плохого.

Я вздрогнула. Мне стало не по себе.

– Лиза, послушай, – начала Наташа, и голос у нее был странный. – Хорошо, что это добрый дух и он дарит тебе подарки. Но лучше не рассказывать о нем папе. Ты ведь знаешь, папа сердится, когда слышит о твоих…

Я ждала, что она скажет «выдумках» и все испортит, но Наташа после паузы закончила:

– …друзьях.