Самая страшная игра

Это было правдой. Чувство, что все давно не так, все неправильно, не давало дышать, как в детстве. Но тогда Тварь была этому причиной. А сейчас он был готов пойти с нею. Он знал, что будет больно. Просто надеялся, что недолго. В сравнении с тем, что он испытывал каждый день, это было не так и страшно. В грудь словно вбили кол, и он торчал там, мешая жить и двигаться, как обычно.

– Уверен? – спросила Тварь.

Голос её остался таким, как прежде. Он помнил его, как будто Тварь никуда и не уходила. Он помнил сказки Твари. Которые начали сбываться всего лишь пару лет назад. Когда всё покатилось куда-то в яму.

– Есть варианты? – спросил Матвей. Он не хотел с ней спорить. Но мамино лицо, так неожиданно возникшее перед глазами, заставило его спросить.

– Есть, – сказала Тварь. – Дам всё, что пожелаешь.

– Какая плата?

Матвей никогда не был дураком. Наивным тоже. Когда чудовище даёт сокровища, оно потребует оплату.

– Самую малость. Твою судьбу.

Матвей не знал, что Тварь имеет в виду. Ему было плевать. Хуже, чем сейчас, быть не могло. Так не проще ли отдать паршивую судьбу, чем мучиться?

А вечером следующего дня отец снова пришел пьяный. Не стал проходить на кухню, а сразу вломился в комнату Матвея.

– Ну что, сидишь? – спросил он заплетающимся языком.

– Сижу, – проговорил Матвей. Он знал – в такие вечера лучше молчать и делать поменьше движений. Любое из них отец мог принять за попытку возразить. Заканчивалось это одинаково плохо.

Матвей не шевелился. Ответил он отцу – он мог поклясться в этом на детекторе лжи – без капли раздражения. Но отцу что-то померещилось.

– Дерзишь? – спросил он тихо, ровным тоном.

В следующую секунду красное лицо отца оказалось в сантиметре от лица Матвея, и тот чуть не задохнулся от резкого запаха водки и жирной вони какой-то рыбы.

От алкоголя у отца движения замедлялись. Но все равно он метко бил.

«Талант не пропивают» – как говорил он сам, имея в виду юность на боксёрском ринге. И это было правдой. Матвей едва увернулся от первого удара. Второй пришелся точно по скуле. Матвей охнул, отшатнулся. Отец повалился на него, как раненый медведь, придавив его собою. Они упали на пол вместе со стулом. Матвей пребольно ударился боком об кровать. Ребра заломило, воздух в лёгких кончился.

– Я же спокойно, – говорил отец, выкручивая Матвею руку. – Я же ничего. А он опять хамит.

Запястье взорвалось режущей болью. Матвей представил, как ломается с хрустом кость, и тихо взвыл. Он исхитрился повернуться и дёрнуть отца за ухо. Тот заорал, ослабил хватку. Из последних сил Матвей перевернул отца на спину, оттолкнулся от его груди, вскочил и кинулся к двери. Времени у него было немного. Матвей схватил кроссовки, сдернул куртку с вешалки и ринулся в подъезд. Лифт ждать не стал – опасно. Кинулся по лестнице. Когда его нога коснулась площадки между этажами, дверь их квартиры с грохотом открылась. Матвей увидел отца, стоящего в проёме. И прыгнул вниз, не глядя, через пролёт.

Вслед неслось:

– Только вернись! Урою!

Матвей обулся только на первом этаже. Уже перед самым выходом на улицу остановился, прислушался. В ушах от быстрого бега бухало так, что глушило все звуки. Матвей ничего не слышал, кроме сердцебиения. Но в подъезде было тихо. Отец, судя по всему, вернулся в дом.

С улицы вошла соседка. Почему-то он не любил ее, но сейчас никак не мог вспомнить – почему. Они не так уж часто виделись, и, вроде бы, ничего плохого она ему не делала, нравоучений не читала. Ее звали Мария Владимировна, хотя бы это Матвей помнил хорошо. Сама она просила называть себя просто «Марьей», но Матвей так и не смог, все время скатывался на отчество.

– Ой, Матвей!

Соседка стояла на нижней площадке, стряхивая с зонтика капли дождя на кафельные плиты.

– Здравствуйте, Марья Владимировна!

– Здравствуй, здравствуй, – кивнула та приветливо, любопытным и быстрым взглядом осматривая Матвея с ног до головы. – Гулять собрался? А почему без куртки?

Вопрос она придумала в последнюю секунду. Скорее всего, ей не терпелось знать, почему у Матвея разбито в кровь лицо, но не спросила, хотя прекрасно все увидела.

– Да так, – Матвей повернулся так, чтобы соседке была видна только целая щека. – Дома забыл.

– Зря, очень зря! Там дождь такой на улице холодный. Март всё-таки, – покачивая головой, сказала Марья.

Она быстро поднялась по ступеням. Чтобы Марья не разглядела кровоподтёк, Матвей протиснулся мимо нее боком вдоль почтовых ящиков и выскочил на улицу.

– Папе привет передавай! – услышал он, когда дверь закрывалась. Матвей вдруг вспомнил, почему так не любил именно Марью. Она всегда радовалась поводу посплетничать.

Матвей пробыл под ливнем несколько часов. Он сразу пошел в парк недалеко от дома. Светиться на скамейках у подъезда не хотелось. Отец вряд ли пойдёт его искать. Устроив скандал и драку, он затаивался. Боялся, что вызовут полицию – Матвей или соседи. Как-то сам в этом признался, будучи настолько пьяным, что едва шевелил языком. Помнит ли отец об этом, Матвей позже проверять не стал.