Самайнтаун

– Самайнтаун твой, – сказал он Ламмасу с качелей, разведя руками. – Забирай.

– Вот так просто? – склонил Ламмас голову на бок. Льняные спиральки волос разметались, упав на темные, почти черные глаза, которые тот насмешливо сощурил. Рот его, казалось, вот-вот порвется – даже по своим обычным меркам он улыбался слишком широко, обнажая весь ряд щербатых, немного неровных зубов.

– Ага. Ты ведь не станешь своих же жителей душить цветами, правда? Ты вроде не тиран, да и в этом нет никакого смысла. Кем же тогда править? Если для того, чтобы Самайнтаун окреп и жил счастливо, мне нужно его отдать – то так тому и быть. Я клялся Розе сберечь город, а не свою гордыню. О. – Джек щелкнул пальцами и резко откинулся на спинку, а затем оттолкнулся, раскачиваясь. Цепочки, державшие его вес, звякнули. Джек прочертил носками ботинок полоску на земле, едва до нее дотягиваясь. – Разве что ты все‐таки соврал, и тебе не сам Самайнтаун нужен, а нечто, в нем сокрытое, и ты не знаешь, где искать, потому что это знаю только я.

Ламмас усмехнулся, затем кивнул Паку, мол, все нормально – трикстер мялся на крыльце дома, подглядывая, – и уселся рядом с Джеком. В тот момент у Джека внутри снова засвербело, и он вцепился ногтями в гладкую древесину качелей под собой. Костяшки пальцев побелели, настолько тяжело было сдержаться. Ламмас сидел слишком близко, а потому мог прочесть каждое его движение. Их колени почти соприкасались. Джек не встал лишь потому, что иначе наверняка бы упал.

– И к чему же ты ведешь? – поторопил его Ламмас. Не имея возможности смотреть Джеку в лицо, он поднял взгляд на воротник его тренча и аспидовые пуговицы, поблескивающие на солнце.

– Давай так. Я дам тебе то, зачем ты прибыл в Самайнтаун на самом деле, если ты сыграешь со мной в одну игру.

– Игру?

– Мне показалось, ты любишь игры. Та, о которой я говорю, зовется «Правда и ложь».

Ламмас придвинулся поближе, и от запаха клематисов, будто пытающихся забраться ему под кожу, Джеку вконец подурнело. Пак, чавкавший пирожками на ступеньках крыльца, с корзинкой на коленях, мешал сосредоточиться. Запах Ламмаса, приторный и сладкий, мешал тоже. И боль, нараставшая в груди. Джек не представлял, как справится со всем этим, особенно учитывая то, что он ни черта не умел ни во что играть и потому всегда проигрывал.

Пресвятая Осень, дай ему сил!

– Может, «Правда или ложь»? – уточнил Ламмас с усмешкой, и Джек, забыв, что голову оставил дома, попытался покачать из стороны в сторону пустотой.

– Нет, именно «Правда и ложь». Это другая игра. Меня ей Франц научил. Правила очень простые: мы задаем друг другу по два вопроса подряд, и только на один из них можно ответить ложью. Что именно ложь, а что правда, узнать ни во время игры, ни после никак нельзя. Только по реакции, если себя выдашь. Почти как покер, но без карт и денег.

– А если я солгу два раза подряд? – спросил Ламмас, закинув ногу на ногу и отклонившись на подлокотник качелей. – Или дважды скажу правду?

– Пожалуйста. Но разве тогда будет интересно?

– Хм.

Ламмас задумчиво поправил перчатку на правой руке. Та немного сползла, обнажая полоску какой‐то слишком темной, неровной кожи. Джек не верил, что ему и правда удалось его заинтересовать, но на то и был расчет. Ламмас – человек азартный, любопытный и самоуверенный, иначе бы вообще не начал то, что начал. Спросить такого в лоб? Либо соврет, либо просто не ответит. Бросить ему вызов? Другое дело! Главное, теперь самому не ошибиться.

– Ладно, давай я начну, чтобы показать, как это делается. Итак, мой первый вопрос, для разминки: у тебя когда‐нибудь были домашние животные? Сейчас можешь ответить как правдой, так и ложью.

Ламмас замолчал на целую минуту. Джек даже не ожидал, что тот воспримет игру всерьез, но, очевидно, они и впрямь были его слабым местом.

– Куры с овцами считаются? Если да, то были. Правда, я их всех выпотрошил в итоге. Пошли на мясо. Но родители завели новых, так что…

– М-м, хорошо, – выдавил Джек и, если бы у него был рот, то он бы нервно сглотнул сейчас. – Теперь второй вопрос. На него надо соврать, если ты сказал правду до этого, или наоборот. За что ты меня ненавидишь?

В этот раз Ламмас ответил без запинки, не колеблясь, и у Джека похолодело внутри, ибо теперь он даже не сомневался, в какой именно момент Ламмас ему солгал, а в какой ответил честно:

– Потому что ты когда‐то ненавидел меня тоже. Хочу уничтожить все, что тебе дорого, как ты сделал это со мной. Хочу увидеть, как ты канешь в небытие.

– М-м, хорошо, – повторил Джек опять и резко свесился с качелей.

«Черт, нет, не выйдет, – запаниковал он, пытаясь делать вид, что просто перевязывает шнурки на дерби, а не корчится от боли, что сверлит все сильнее изнутри. – Долго не продержусь. Надо поспешить. Придется ограничиться только главными вопросами. В принципе, когда он лжет, а когда нет, я вроде понял… Вроде».

– Теперь мой черед, да? – Ламмас встрепенулся и потянул Джека за край тренча, привлекая его внимание. – Что бы мне спросить… Ах, придумал! Какое блюдо ты любишь готовить больше всего для своих друзей, Джек?