Самайнтаун

Он завороженно поднес к глазам пилу, как рыцарский меч, которым убил дракона. Ей тоже хватило одного взмаха, чтобы победить чудовище и разлучить Голема с его головой. Уродливая, та отскочила и затерялась где‐то за стеллажом, громоздкое тело упало замертво. Каменные пластины‐то, может, и покрывали его везде, но только не на шее: там, заметил Франц, зиял просвет, прямо где артерия, которую его вампирский взгляд всегда находил инстинктивно. Теперь понятно, почему Титания поручила этого здоровяка именно Францу – убить его оказалось в разы проще, чем он думал. Или, подождите… Она настолько сомневалась в нем, что доверила ему только такого слабака?!

Франц фыркнул себе под нос и бросил пилу туда же, где валялась голова и другие инструменты, с грохотом упавшие. Из обезглавленного тела не лилось, только сыпалось что‐то, похожее на пыль или каменную крошку, но Франца все равно немного замутило. Прежде чем вылететь из камеры, он наклонился и подобрал с порога круглый камешек, оказавшийся ведьминым агатом, который, очевидно, вывалился из его карманов где‐то по пути, пока его тащили. Будто в ответ на прикосновение, соскучившись, камень резко потеплел… И вспыхнул бирюзовым.

«Лора, Лора, Лора. Скорее к Лоре!» – твердил он себе опять, будто боялся случайно забыть, ради чего несется по длинным коридорам, напоминающим соединения пещер, заросших дивными цветами. Те пробивались прямо сквозь стены и потолок. Где‐то журчала вода, и Франц побежал на этот шум, надеясь отыскать там выход, но за очередным поворотом вдруг всколыхнулась белокурая копна волос и красный подол платья. Нечто – возможно, привычка преследовать Кармиллу – сказало Францу: «Тебе туда!» Он вновь последовал за ее тенью, за шлейфом жасминовых духов, и миновал так еще несколько пролетов, бесконечно долгих и запутанных, на которых его ноги‐то и дело поскальзывались и заплетались от усталости. Кармилла – если то вправду была она, а не воспаленные инстинкты – привела его прямо к подъему на поверхность, крутой ржавой лестнице, карабкаясь по которой Франц разодрал все ладони и точно подхватил себе столбняк. Тяжелый люк, который несколько минут не хотел отодвигаться, выплюнул его где‐то возле Старого кладбища – сквозь уже опустившуюся на Самайнтаун темноту проступали треугольные очертания надгробий, и Франц тут же побежал по интуитивно знакомому маршруту, которым его водил Джек, до центра города.

Ведьмин камень в руке продолжал вспыхивать и гаснуть.

«Ну же! Где ты?!» – злился Франц, неся камень на расстоянии вытянутой руки, чтобы следить, в каком направлении он начинает светиться ярче и мигать. «Эти камни помогут вам найти друг друга, если что случится. Лучше телефона!» – нахваливал их Джек тогда, но сейчас бы Франц с этим поспорил. Как и любой маркетинг, реклама Джека тоже явно привирала: Франц сначала понесся в сторону Роза-лей, потому что камень рядом с ней вдруг озарило светом, но потом вернулся, потому что тот совсем потух. В итоге он прометался так вдоль Старого кладбища туда-сюда, теряя драгоценные секунды, пока камень наконец‐то не определился. Измазанный в крови, с порванной на груди рубахой и огрызком плаща, треплющимся за спиной, Франц легко бы слился с ряжеными, вот только на улицах их не было. Город словно вымер, но Францу некогда было переживать об этом.

– Лорелея!

Ведьмин камень так загорелся в его стиснутой ладони, что даже сквозь пальцы озарил все светом, как если бы Франц поймал падающую звезду. Трава вала, по которому Франц слетел почти кубарем к побережью Немой реки, окрасилась в бирюзовый, и все вокруг превратилось в бушующее море, а затем – в чернила. Камень потух резко и внезапно, без предупреждения, но, благо, Франц в нем и так больше не нуждался.

Он бросил камень и остановился в нескольких шагах от Ламмаса, возвышающегося у реки и одергивающего насквозь мокрые рукава и лацканы плаща. Чуть поодаль, запрокинутая на бок, стояла пустая инвалидная коляска.

– Где Лора? – спросил Франц. Голос в тот момент ему не принадлежал – говорил и не он вовсе, а то дикое, злое, животное, что показывало клыки и таилось в каждом жителе Самайнтауна.

Ламмас, однако, посмотрел на него скучающе, ничуть не впечатленный. Поблизости не было ни его подручных, ни Титы. Вообще никого-никого не было. Только он, стол для шахмат, заваленный какими‐то кульками, и река, на которую Ламмас вдруг метнул подозрительно веселый взгляд.

– Где‐то там. – Он махнул мокрым рукавом. – Решила вспомнить прошлое. Купается.

Немая река – тихая река, даже когда в ней кто‐то тонет. Ни пены, ни шипения, ни ряби – только гладь, подернутая шафраново-красной пеленой от листьев, находящих свой последний приют в ее воде. Францу померещилось, что где‐то там, под их покровом, бултыхается бледная рука и крылья из блестящего полиэстера. Обычно страх обездвиживал его, но только не такой. Этот страх схватил Франца за грудки и поволок скорее к реке. Он побежал туда наперегонки с подувшим промозглым ветром, несущим трагедию и дождь.