Самайнтаун

Блаженная улыбка Ламмаса, с которой он все это время наблюдал за Джеком, вдруг перестала быть таковой. Клематисы яростно принялись душить черные цветы, бросаться и бороться, как змеи со змеями схлестнувшись. Костер же резко пригнулся, едва не затушенный ветром, поднятым Ламмасом, стремительно бросившимся через площадь. Сверкнул оформившийся из тени серп и серые глаза Титании, отразившиеся в его плоской стороне, но та даже рукою не прикрылась, не попыталась спрятаться. Лишь глянула мельком, раздраженно, будто на чернь какую, и снова отвернулась к Джеку.

Негоже Королеве фей таких гостей встречать, потому вместо нее Ламмаса встретил предводитель Дикой Охоты.

– Думаешь, против духа пира выстоишь, охотник? – усмехнулся Ламмас, разрубив пополам летевшую в него стрелу, что заставила его вернуться на несколько шагов назад, к столам с карамельными яблоками, на которых в довесок к фруктам теперь лежали и чужие головы. – Против самого лета идешь, ничтожный осколок зимы…

– Я не только выстою, но и выпотрошу тебя, – пообещал ему Херн уверенно, вскинув подбородок, и рога его, казалось, разрослись еще выше и дальше, как ветви вязовых деревьев, шелестящих вдалеке. – Ты и так гниешь. Каково это – разваливаться на части уже во второй раз? Понимать, что обречен?

– Взгляни на часы, – Ламмас указал на башню той рукой, что действительно уже мало напоминала подвижную конечность: болталась, сгнившая по локоть, где петелька за петелькой расходился шов под закатанными рукавами одежды. – Ночь Самайна еще длится. И сам Самайн тоже здесь. Все начнется тогда, когда закончится. Может быть, к этому моменту я оставшиеся пальцы твоей королеве отрезать успею… Или на сей раз сразу руки. Что думаешь? Поможешь мне снова ее сдержать, клятвопреступник?

Ни один мускул на лице Херна не шевельнулся. Он только покосился на Титанию, будто ее разрешения просил, и, едва та ему кивнула, не поворачивая для того головы, как Херн кинулся в атаку. Но не победить было его задачей, а занять, отвлечь, ибо победу им могло сейчас принести лишь время. Силы тела, собранного из частей чужих, уже были на исходе. Ламмас и вправду распадался, грозясь навсегда исчезнуть, и им оставалось только дождаться этого момента.

И остановить Великую Жатву, конечно.

Джек понимал все это, как и многое другое. Смотрел туда, на брата, но видел только души. Великая Жатва говорила с ним слишком громко, даже музыке из колонок, уже, правда, затихающей, было ее не перекричать. Так что все, что Джек сделал, – это вновь устремился к злополучному мосту, отчаянно пытаясь пересечь границу, пробежать вдоль кованого чугунного забора, на котором раскачивались соломенные куклы и оранжевые ленты из атласа. Пыльца продолжала сыпаться, веки – которые всегда воображал себе Джек – тяжелеть, но Джек не мог остановиться.

– Жатва… – прошептал он, упорно стряхивая с себя цветы и сон, призывая ветер, чтобы отмести от себя фей, расплести пыльцу и разорвать терновые петли. Даже его коса в их плен попала, заросшая до лезвия, а затем снова ноги Джека, пригвожденные к земле. Руки оказались привязаны к телу.

– Ох, Лорочка, я же говорила, что не следует нам сюда идти!

Звякнули колеса инвалидной коляски, которую Душица уронила прямо перед Джеком, остановившись посреди моста. Лора тут же завертелась и плюхнулась с ее плеча обратно в кресло, не позволив унести ее назад. Вместо того чтобы пятиться, как сделала Душица и как поступил бы любой другой человек на ее месте, Лора вцепилась пальцами в свои колеса и толкнула их вперед. Джек был готов поклясться, что она ничуть его не страшится, смотрит прямо в его тыквенные прорези и даже не моргает.

Он тоже на нее смотрел. Смотрел и любовался

.

Душа Лоры сияла, как глубокий океан с лощиной, где спят древние киты, что были богами до богов. А Джек, тянущийся в ночь Самайна к любым душам, как бабочка на свет, перед такой душой устоять бы точно не сумел. Взбодренный ею, он тут же порвал лозы, терновые путы и оцепенение. Под скрежет его косы, прочертившей на асфальте полосу, и крик Титании Джек стремглав бросился в глубоководное мерцание, желая без остатка весь в него нырнуть и разделить надвое.

Лора беззвучно раскрыла рот, кровь пузырилась у нее на подбородке. Она снова дернула колеса кресла, резко тормозя, когда поняла, что впереди самого Джека на нее несется его острая коса. Колеса повело, коляска неровно встала. Облако пыльцы на миг проложило завесу между ними, и Титания, перескочив через Джека, заслонила собой Лору, оказавшись впереди.

А их, в свою очередь, заслонил собою Франц, наконец‐то догнав обеих. Тот возник из ниоткуда, растрепанный, с темно-вишневыми глазами, и их с Титанией души Джек видел теперь вблизи: одна темная и бархатная, как лес ночной, а вторая – багряная, в оковах, которые срощена с плотью настолько крепко, что не по зубам даже косе Самайна. Джек не знал, какая манит его больше, и решил попытаться забрать все три одновременно.

Истекая тьмой, Барбара воспряла над ними в лунном свете.