Самайнтаун

Франц промурлыкал последнее Лоре в ухо, накручивая на палец локон заметно отросший и светлый, как переливающийся на солнце слиток золота вперемешку с платиной. От этого проволочные крылья за спиной Лоры, обтянутые черной махровой тканью с мерцающими прожилками, действительно как у летучей мыши, возмущенно задрожали. Такое же черное платьице, прикрытое сейчас желтым дождевиком, и ободок с пушистыми мышиными ушами, впрочем, смотрелись действительно мило. Вместе они отлично гармонировали с таким же вампирским костюмом Франца, его зализанными назад волосами и белоснежными клыками, которые он сегодня демонстрировал при каждом удобном случае. Немая, Лора словно стала терпеливее к нему и мягче. Хоть и побагровела, но даже не схватилась за свой тубус, когда Франц быстро чмокнул ее в губы, а затем на всякий случай зажмурился в ожидании удара.

Джек и дальше с радостью продолжил бы быть третьим лишним, вот только Франц ненароком и очень вовремя напомнил ему, почему он не может себе этого позволить.

«Ничего страшного тридцать первого октября больше не произойдет».

– Эй, ты куда? – спросил Франц за них с Лорой, когда тот со вздохом встал из-за стола.

– На экспресс. Он через полтора часа отходит.

– Ты это серьезно? Уедешь из города с палаткой и будешь ночевать в лесу?

– Именно так, – кивнул Джек, беря с кофейной стойки свою оранжевую тыкву, немного промокшую под дождем, а потому укутанную в махровое полотенце, чтобы она успела высохнуть, пока они завтракают. – Да и не пропадать же билету. – И он потряс им, блестящим, вытащив его из кармана любимого тренча.

– Тебе ведь все уже сказали. Медиумы из Лавандового Дома, жрицы вуду, оракулы… Даже Титания и та весь Благой двор с землей сравняла, пока тысячелетние летописи не нашла! Не будет больше Великой Жатвы, Джек. Ты последний дух пира остался, нет их теперь, поэтому никакого пресловутого Колеса тоже нет.

– Откуда они могут это знать, – огрызнулся Джек нервно. – В прошлое тридцать первого октября Великая Жатва началась, хотя я уже был, считай, последним!

– И была Первая свеча, которую ты только‐только затушил. Была сила, которая резко к тебе вернулась, и вера, что Великая Жатва случится. Ты сам Колесо раскрутил, понимаешь? Или как там Титания это объясняла…

– Нет, – принялся спорить Джек, а спорили они об этом с начала сентября, чуть ли не каждый день, что Франц с Лорой водили его под руку по всяким библиотекам, торговцам, гадалкам и даже центрам реабилитации для пациентов с посттравматическим расстройством. Ведь если Великая Жатва и вправду ушла, то страх перед ней все равно остался. Даже если Чувство Джека на сей раз было спокойно и не предчувствовало беды, страх в нем заявлял громко: «Это может начаться опять! Уеду из города на день, и вот тогда видно будет».

– Ладно-ладно, не истери. Как скажешь. Ты ведь поедешь в Крепость за вещами? Будь добр, покорми графа Котякулу, а то я забыл ему перед уходом корма насыпать.

Джек закатил глаза, но делать было нечего. Котякула не мог голодать, хоть и оставил с десяток затяжек на любимом тренче Джека. Уличный, плохо воспитанный, тощий и облезлый, каким‐то чудом найденный Францем в мусорном контейнере, прячущимся от гримов, кот вдобавок предпочитал точить когти исключительно о ноги Джека, нежели о специальные когтеточки, и с завидной стабильностью гадил мимо лотка. Джек закрывал на все это глаза только потому, что их совместная фотография с Котякулой все‐таки помогла ему побить рекорд магнитов с котиками в сувенирных лавках – сочетание «котик плюс тыква» оказалось беспроигрышным. Может быть, Франц даже не зря покупал ему в зоомагазине самые дорогие консервы из кролика и мягких мышек, набитых кошачьей мятой. Хотя последних Котякула упорно игнорировал – ему, как и его хозяину, подавай только свежую кровь! Поэтому несколько раз они все по очереди находили мышей у себя на подушках. Не игрушечных, а просто мертвых.

Содрогнувшись от мысли, что ему предстоит кормить это исчадие ада, Джек еще раз вытер полотенцем свою тыкву, проверил ее со всех сторон и кое‐как втиснулся в узкое отверстие.

– Э, – вытаращился на него Франц. – Ты зачем тыкву опять напялил, когда у тебя теперь башка есть? Дурак, что ли?

– Непривычно мне без нее как‐то, – пробормотал Джек смущенно, прокручивая ее так, чтобы в треугольных прорезях оказалась уже не тьма, а его черные глаза. – Мое лицо такое… Ну…

– Некрасивое? Имеешь в виду, что ты оказался страшненьким?

– Я не страшненький! – вспыхнул Джек почти голубым огнем. Опять. – Я нравлюсь себе что с головой, что без! Это называется здоровая самооценка. И лицо у меня объективно симпатичное, но только когда я не улыбаюсь. Не могу я теперь улыбаться, сразу Ламмаса в зеркале вижу, вот о чем я.

– Да не, ты совсем не похож на Ламмаса! – бросился утешать его Франц. – Ламмас с этой головой как‐то посолиднее смотрелся, мужественно… А ты, мелкий, с ней на цыпленка похож, еще кудрявый такой, как бездомный купидон. Прямо мелочь из кошелька тебе отсыпать хочется.