Самоубийство как культурный институт

Отношение своих созданий к реальности было важным для Достоевского, который, как и ученые-экспериментаторы, гордился тем, что в своем искусстве предсказал некоторые явления реальной жизни[494]. Вскоре после завершения «Бесов» Достоевский встретил своего Кириллова в жизни. В записной книжке за 1876 год значится: «Мне говорили,

что Кириллов не ясен. Я бы вам рассказал про Малькова» (24:163). И ранее: «Слышал о Малькове» (22:162)[495]

. Александр Капитонович Маликов (Достоевский неправильно писал его фамилию) участвовал в революционном движении 1860-х годов и был арестован после покушения Каракозова на жизнь Александра II. Живя в ссылке, этот нигилист пережил своего рода религиозное обращение— в религию «богочеловеков».

Товарищ по революционной деятельности А. И. Фаресов описал это событие. Однажды, в марте 1874 года, Маликов встретил его сообщением: «В ваше отсутствие я перестал быть „ветхим“ человеком. Послушайте <…> вскройте и вы в себе „божественную душу“. Сделайтесь христианином. Откажитесь от мысли — насилием уничтожить насилие». Каждый человек, проповедовал он, создан по образу и подобию Божьему, следовательно, каждый человек — богочеловек: «Он вдохнул свою душу и сделал нас богоче-ловеками»[496]. Другой товарищ узнал об обращении от маленького сына Маликова, который, подпрыгивая на одной ножке, сообщил ему новость: «А папка-м бог! А папка-м бог!..»

[497]

В его вере в божественность природы человека Маликова подкрепляло представление о человечестве как о едином, коллективном теле. Следуя за органическими моделями в социологии, он называл человечество «социальным организмом»; следуя за физическими теориями, он считал отдельного индивида «атомом» этого организма. «Социальный организм» отождествлялся с телом Христовым, которое, следуя богословским представлениям, Маликов считал тленным и тем не менее бессмертным. «Социальный организм», по мысли Маликова, должен был стать предметом особого культа в революционных кругах: «Христианин относится даже к дурному человеку как бы к недостаткам своего собственного тела, понимая, что они оба — части одного человечества, что все люди суть атомы социального организма, боготворимого ныне мною. Я убежден, что многие русские революционеры переродятся, если увидят и поговорят со мною!»[498]

Эта цепь аргументов, подкрепляемых метафорами, дала ему силы проникнуться главным убеждением — в бессмертии человека.

Проповедь Маликова имела немалый успех — среди тех, на кого религия богочеловеков оказала влияние, были Николай Чайковский (глава кружка народников) и О. И. Каблиц, автор влиятельного труда «Основы народничества». Когда Маликов был вновь арестован (в том же 1874 году), он принялся проповедовать полиции. Фаресов приводит в своих воспоминаниях следующий эпизод, будто бы рассказанный ему жандармским офицером: «Когда его ввели к нам, он заговорил о Боге, о социальном организме, которому и великие, и малые люди одинаково нужны, как каждому из нас нужен не только головной мозг, но и любой палец руки… Он тотчас же был освобожден»[499]. Как кажется, богочеловек-Маликов был успешнее вдохновившего его другого арестованного революционера, Христа.

Важнейшим элементом религии богочеловеков была идея личного — физического — бессмертия здесь, на земле. Согласно Владимиру Короленко, который познакомился с Маликовым и его последователями в Сибири, они верили, что дух человека может преодолеть тленность плоти. Так, однажды они рассуждали о судьбе раннехристианских мучеников, избравших добровольную смерть по образцу Христа: говоря метафорически, дух мучеников одержал победу над плотью — в то время, как их сжигали на кострах, на их лицах сияло выражение блаженства. «Но победы над физической природой в прямом смысле я тут не вижу, — возразил Короленко. — Тело мучеников все-таки сгорало…» «Да, тело сгорало… — согласился Маликов. — Но всегда ли?.. Можно себе представить еще шаг в этом направлении, еще большее напряжении веры, и огонь потеряет силу сжигать тело». Короленко: «Неужели и вы допускаете, что под влиянием чисто нервных процессов тело человека может стать несгораемым?..» «Да, допускаю», — ответил «старый материалист»[500]. Как кажется, эти старые материалисты верили в возможность воплотить метафоры в физическую реальность.