Самый черный день

— О, молодец, — похлопал он Гришку по плечу. — А я собрался, пока не очень темно, генератор посмотреть. Барахлить начал. Ну, бывай. Да… может, мне показалось — вроде как самолёт гудел.

Повесив свой «калаш» на грудь, Тимоха захромал в сторону села. Посмотрев ему вслед, Гришка спустился внутрь «секрета» и закрыл лаз. Положив сумку на столик, он снял со стены бинокль и поочерёдно понаблюдал во все три окошка-амбразуры землянки. Чисто. Сняв автомат и прислонив его к стене, открыл сумку, покопавшись, достал оттуда солёный сухарик и, положив его в рот, блаженно зажмурился. Эх! Ещё бы натереть его чесночком! Ммм…! Никакой чупа-чупс даром не нужен.

Григорий навёл бинокль на опушку леса. В прошлом году на ней появились две семьи, чудом добравшиеся из города и попросившие приюта в общине. Горожане рассказали о страшном голоде и творящемся беспределе военизированных банд. Людей приняли: не бросать же на погибель. Они влились в общину, работали, как все, и не чурались тяжёлой работы.

А в селе «после вулкана» выжить довелось не всем. Печи топились постоянно, в итоге, были и угары, и пожары. Сказывалась и нехватка природных витаминов. Болезни и отсутствие квалифицированной медицинской помощи делали своё дело. На данный момент в общине осталось семнадцать семей. Но Василич говорит, что небесный мрак не вечен, и солнце доберётся до нас. Вот только когда…

Гришка вспомнил Станислава Викторовича. Тот, «до вулкана», работал где-то в райцентре. Не то на фабрике, не то на заводе. Каким-то мастером. Приехал в отпуск, а пришлось тут остаться. От всяческого труда отлынивал, ссылаясь на спинную грыжу. Часами он смотрел на серое небо, периодически снимая очки и протирая грязным носовым платком толстые линзы. А прошлой зимой, в январе, нашли его утром висящим на старой яблоне. «Ну, Стасик, блин, удружил! — возмущался тогда Тимоха, яростно стуча ломом по задубевшей от мороза земле. — На улице пятьдесят три, а он удушиться задумал! Хоть бы о людях подумал, эгоист несчастный».

Да, тоска, конечно, ужасная. Первое время электрогенераторы заводили чаще. Сейчас — только для подзарядки аккумуляторных фонарей и раций, но желающие посмотреть фильмы по DVD моментом пользуются.

Открыв лаз и выгребая из-за шиворота насыпавшийся колючий снег, Гришка выбрался из «секрета». Его взгляд заскользил по лугам, на которых когда-то росла густая, сочная трава. Только за запах свежевысохшего сена можно отдать полмира…

Послышался отдалённый гул, и Гришка моментально распластался на снегу, тревожно озираясь по сторонам. С каждой секундой звук усиливался, заполняя всё пространство вокруг, и вот уже стало ясно, что это рёв турбины реактивного самолёта. Поднявшись, Гришка бесполезно шарил взглядом по мрачному небу, пытаясь увидеть летательный аппарат. Но тщетно. Вскоре затих и гул. Значит, Тимохе действительно не показалось.

Внезапно тонкий пучок солнечного света прошил пепельные тучи и упёрся в заснеженную опушку леса. Затаив дыхание, словно боясь спугнуть, Гришка зачарованно смотрел на него, не веря своим глазам. Луч исчез, но вскоре опять появился, немножко поодаль, в стороне.

Сердце бешено застучало. Дикая радость ударила в голову, и Гришка восторженно заорал. Крик его разносился над холмами, лугом, лесом и замёрзшей речкой. Выплеснув весь душевный заряд, он уселся прямо на снег, потирая грязными руками повлажневшие глаза. Каким будет новый мир? Григорий этого не знал. Знал лишь одно — он никогда не будет таким, как прежде…

7-е место

Первый город

Александра Лизунова

— Ну, где ты ходишь?! — воскликнул Егор, едва Оля перешагнула порог барака. — К нам новенького привели! Он ТАКОЕ рассказывает!

Рыжий мальчишка со всклоченными волосами схватил подругу за руку, и они вместе выскочили на улицу. Моросил холодный осенний дождь. Утопая в грязи по щиколотку, подростки мчались к бараку мальчиков. Сторожевые вышки по периметру лагеря, как приведения, маячили в осеннем сумраке. Ещё час и раздастся сигнал к отбою и, если Оля не успеет вернуться назад вовремя, её накажут: лишат скудной дневной похлёбки и оставят после общей смены работать ещё на два часа.

— Ну, давай, рассказывай ещё! — кричали наперебой ребята, собравшиеся вокруг худенького мальчика с грязной окровавленной повязкой на лбу, из-под которой выбивались каштановые кудри.

— Что такое «школа»?

— Как это: вы ходите, куда хотите?!

— Кто там у вас главный?

— Вы едите хлеб по будням?! Да ври больше! — раздавалось со всех сторон.

Было видно, что мальчик уже устал отвечать на вопросы. Он то и дело морщил лоб, стараясь хоть на минуту избавиться от боли.

— Давай я перевяжу тебя, — сказала Оля и присела на кровать перед новеньким. — Принесите мне чистый бинт и воды, — скомандовала она окружавшим их мальчишкам.

Егор метнулся к своей кровати и оторвал от некогда белой, а теперь давно уже грязно-желтой простыни, кусок и протянул его подруге.

— Меня Оля зовут, — сказала девочка, промыв и перевязав рану нового знакомого. — А тебя как?