Я шумно выдохнул. Стараясь не слушать о себе всякие гадости, перевернулся на спину, вытер слезящиеся глаза. Отдышавшись и собрав мысли в кучу, кое-как выбрался из автомобиля. Испуганно поглядывая на захвативших меня в плен девушек, встал. С фонариками наперевес и автоматами у плеча, женская четверка обступила меня со всех сторон и держала под прицелом дурацких металлических трубок. И где только такие взяли?
— Я согласен-согласен, — замахал я руками. — Только не свети! Не свети, Бога ради!
— Боишься?! Правильно! — погрозила мне ненавистной железкой главная из девушек. — Будешь дурить — заслеплю до смерти! Понял?!
Я испуганно кивнул, прижался к перевернутому авто, не в силах бежать или сопротивляться.
— Спасешь Настасью Павловну, и мы в расчете! — заявила мне всё та же девчонка. — Усёк?!
— В каком ещё «расчете»? — прикрывая лицо руками, переспросил я. — Я вам ничего не должен.
— А Светку нашу ты куда дел? — ткнула в меня фонариком наглая девица. — Мы всё видели!
Как же быстро вся эта компашка преобразилась. Минуту назад стояли сопли на кулак наматывали, рыдали, просили армейцев не стрелять, а теперь? Тычут в меня своими дурацкими светящимися палками и права качают. Упаси бог меня с женской половиной ещё как-то связываться. Одни проблемы.
— Может, сами попробуете? — предпринял я вялую попытку уйти от свалившихся на мою голову проблем. — Вас вон сколько, — обвёл я взглядом толпу, — а я один.
— Ещё чего?! — испуганно втянула голову в плечи главная из женской четверки, посмотрела на меня как на сумасшедшего. — Какой дурак в такую кучу-малу полезет?
— Всё, иди давай, — пригнули головы мои захватчицы, присели за остовом перевернутого автомобиля. — Спасай Настасью Павловну, а вещи твои пока у нас побудут, — продемонстрировали мне мою сумку с пожитками. — И за гадиной этой, — девушка опасливо ткнула автоматом в затихшую выдру, — мы тоже присмотрим.
Зубатая образина, понимая, что собственная жизнь висит на волоске, притворилась ветошью, прижала уши к облысевшей башке и вообще сделала вид, что её не существует. Правильная стратегия. Я вытащил фомку из рукава. Сопровождаемый светом проклятых фонариков и настороженными взглядами женских захватчиков, подхватил каску с кровью, свалил в темноту.
«Вот это я вляпался! Угораздило же!», — костерил я себя на чём свет стоит, потемками приближаясь к стрельбе, крикам, и куче армейцев. — «Хотя, с другой стороны в чем-то они правы. Свету я забрал и никого не спрашивал»
Перепрыгнув обломки ещё одного транспортного средства, миновав мусорные баки, вышел к пятерке вояк и пленному силовику — огромному гипертрофированному мордовороту, с пулей в башке. Силовик, связанный по рукам и ногам, так и валялся в снегу, отсвечивая железом в продырявленном котелке. Удивительным в этой ситуации была хладнокровность спеленавших его армейцев и, собственно, живучесть последнего. Каким образом тот оставался в сознании было непонятным и почему пуля не прошила башку насквозь — вообще загадка. Я аккуратно полил из котелка с кровью. Побегав вокруг да около, наследил вокруг армейцев красными каракулями и двинул дальше, оставил возле солдат минное поле из кривых закорючек.
Пробежав до следующей точки, притормозил у расплавленного кратера неподалеку и натужно-хрипящих силовиков — жертв загадочного поджигателя. Последний, по-прежнему оставаясь где-то там, в тени, усердно продолжал забрасывать через крышу девятиэтажки коктейли Молотова. Я присел над обгоревшими телами, прикрыл рот рукавом. Воняло от бедолаг адски. Как у бабушки в деревне, когда кабана закоптили. Я вытащил фомку из рукава. Глядя на эти черные как смоль, живые куски мяса, рубанул фомкой по башке ближайшего. Решил прервать муки потерпевших. Не вышло. Такая верная и надежная монтировка неожиданным образом дала сбой, не смогла проломить черепную кость силовика. Я малость прифигел. Подумав секунду, рубанул ещё раз. И ещё. Бесполезно. Череп стероидных амбалов, модифицированный виртуальной «силой», поддаваться простой монтировке отказываля.
— Фигово, — нахмурился я, сконцентрировался.
Оставлять несчастных мордоворотов плавиться в собственном соку было как-то не по-людски, а потому кривая писанина забрала к себе в нарисованный мир сначала одного, а следом второго. Всё, что от меня потребовалось — это вообразить появление алой размазни под горящими телами.
Я заспешил дальше. Свернув у обледенелого тополя и горы спиленных веток (никак ЖКХ поработало), проломил череп зазевавшемуся армейцу. Оттащив мертвеца в темноту, вскрыл убитому горло, подставил каску. Бурая жидкость слабым ручейком полилась в кевларовый котелок.
— А можно как-то побыстрее?! — раздраженно обратился я в пустоту перед собой, прекрасно понимая, что ничего не поделать.
Армейца внезапно обескровило. Ещё недавно весь такой свежий и розовенький, труп солдата в доли секунды осушило как губку. Буквально выжало тот, слив в кевларовую каску всю кровь до последней капли. Аж через край полилось.
— Матерь Божья! — вторила моим мыслям пара вояк, так некстати оказавшихся у меня за спиной.