Самый Лучший Ветер

С утра тетя Марина подняла меня ни свет ни заря, и сразу потащила умываться и за стол. Сама она встала еще раньше и успела наделать блинов, которыми и принялась меня потчевать. Блины я не любил, но есть мог все, не обращая внимания, люблю я это или нет, в дружине научили, да и тетку не хотелось обижать.

— Артемка, кушай! — летала она по кухне как птичка, подсовывая мне все новые виды варенья в розетках. — Я тебе еще сумку собрала в дорогу, там варенье из крыжовника, как ты любишь. Еще малиновое, вдруг простудится кто. Мед еще.

— Да не надо, теть Марин, — вяло протестовал я для приличия. — Мед давайте, а варенье не надо, сахар ведь дорог.

— Ничего не дорог! — вплеснула она руками. — Да и для кого мне еще варенье варить? Игорь не ест, ты вот выкаблучиваешься, по соседям раздавать приходится. Пацаны-то их все съедят, но ведь мне охота чтоб и вы поели. Так что бери, только банки верни пожалуйста.

— Обязательно, теть Марин, — согласился я, с тоской в душе подумав про эти банки, охота была возиться. Но ближайший стекольный завод был только в Семишахтинске, стекло дефицит, и сохранностью банок придется озаботиться помимо воли.

Тетка шуршала, запихивая мне в сумку банки и туески, но не могла закрыть крышку. Потом плюнула, притащила еще две авоськи и вот их набила уже от души. Я только лишь хмыкнул, но ничего не стал говорить, потому что бесполезно. Поблагодарил теть Марину за завтрак и направился вслед за ней на выход, подхватив гостинцы. У входа в лавку уже вертелась какая-то неугомонная бабка, поэтому я наскоро распрощался со своей родственницей и пошел в сторону аэродрома.

Помня вчерашний разговор с Игорем, я пошел по задворкам, свернув в узкий переулок между домами, хотя правильнее было бы направиться по центральной улице, наверное. Идти осторожно и наблюдать за всем как положено мешали авоськи с банками, будь они неладны. Поэтому я не удивился, когда меня тихонько окликнули из кустов у какого-то гнилого сарая. Против своей воли я все равно вздрогнул и, развернувшись к кустам, сумел разглядеть сидевшего на бревне на корточках Васеньку. Тот мерзко хихикнул и в шутейном приветствии приподнял над головой кепочку-восьмиклинку.

— Привет, — подошел я к нему, опуская авоськи с банками на землю. — Чего по кустам прячешься?

— Да так, — уклончиво ответил он, протягивая мне руку, не вставая при этом с бревна. — Сижу, жду, может пройдет кто, да я с ним поздороваюсь. Собачки вот бегают, птички поют, хорошо же.

— Хорошо, — согласился я. — Да только мне на аэродром надо, спешу. Чего хотел?

— У тетки был? — лениво осведомился тот, не обращая внимания на мои слова. — С Игорем, небось, общался?

— Игоря не застал, — ответил я, закипая. — Тетка говорит, нелады у него в последнее время. А тебе-то что за дело?

— Нелады, говоришь, — почесался тот, сидя на бревне и смотря мимо меня куда-то вдаль презрительным взглядом. — Есть такое, это верно. Да и не нужен он тебе.

— А ты грибов хреновых с утра наелся, чтоль, — участливо спросил его я. — Определяешь, кто мне нужен, а кто нет.

— С вами будут говорить, — прервал он меня нагло-повелительным тоном. — Большие люди, понял? Не вздумайте просквозить на обратном пути мимо Новониколаевска, понял? Вам передадут маляву, сделаете то, что в ней написано будет, понял?

— Бери ношу по себе, — ровным голосом посоветовал ему я. — вконец охамел, чучело. Говори, от кого ты, мразота, а то патрулю сдам.

— От Валета, — злобно выплюнул тот, — патрулю он сдать меня собрался. Если б не Валет, надел бы я тебя сейчас на перо, фраерок.

— Ах от Валета, — обрадованным тоном протянул я. — Вот я у него поинтересуюсь при встрече, что это его сявки себе позволяют. Самостоятельный дофига стал, в авторитете приподнялся чтоль?

— Хряй уже, опоздаешь, — презрительно ответил мне Васенька, решивший не накалять. — И помни, что я тебе сказал.

— Запомнил, — я наклонился за сумками и, отвернувшись от бывшего Игорехиного дружка, зашагал по улице, старательно давя нарастающее в душе раздражение и злость. Вот что за люди, и пяти минут не поговорили, а ощущение, как будто в дерьмо упал. Матерясь про себя и старательно ровно дыша, чтобы прийти в норму, я и сам не заметил, как дошагал до аэродрома. Быстро отметился на проходной и вышел на поле, с наслаждением вдыхая воздух, который разительно отличался от выселкового. Там пахло тревогой и злобой, затаившимися в предчувствии беды улицами, а здесь небом и свободой. На душе заметно полегчало, и я прибавил ходу, торопясь к ребятам.

Уже подходя к «Ласточке» и проклиная оттянувшие все руки авоськи, я заметил отъезжавшую от нас машину, где рядом с шофером сидел Виктор Михайлович. Он помахал мне из окна козлика, не став останавливаться, жестами показав, что времени у него в обрез. Я понятливо кивнул и разглядел в окнах пассажирских сидений аккуратно уложенные мешки из-под овсянки. Вот и хорошо, подумалось мне, нам они по большому счету не нужны, только на продажу, а здесь пригодятся, шакалов отгонять.