Самый лучший ветер

Мы с Игорем очень дружили по детству на хуторе, но потом наши пути разошлись без нашего согласия. Я остался с дедом и родителями, а они умотали в город. Дед долго бухтел и сопротивлялся, бил по столу кулаком и исполнял прочие дебильные родительские ритуалы, вместо того, чтоб просто поговорить с дочкой, и додёргался до того, что в один прекрасный день она сбежала с сыном в Новониколаевск. Он потом поехал за ней в город, нашел съёмную хату, где они жили, и устроил жуткий скандал на свою голову, намереваясь с позором вернуть их обратно. Но тётка Марина впервые в жизни не испугалась деда, а вцепилась в него как гадюка в крысу, всю свою несчастную жизнь на нем выколачивая.

Присмиревший и что-то понявший в этой жизни дед вернулся на хутор чернее ночи, скрывая от нас царапины на лице. Притихшие родственники робко следили за его тихим однодневным запоем, не рискуя беспокоить. Дед пил в одиночку и плакал, а наутро, протрезвев и не став похмеляться, взял лопату и выкопал на заветной полянке все горшки с серебром, им самим зарытых на чёрный день. Запряг в пролётку лошадь, взял с собой на всякий случай моего отца, и умотал в город. Продали они все ухоронки, добавили наличных и купили тётке Марине крепкий и ладный дом со здоровенным участком хоть и на выселках, но зато по центру.

Тётка там прижилась как родная и, хоть и не нашла себе мужика, открыла лавку. Дело у нее попёрло, потому что шебутная она была до невозможности, расчётливая в деда и общительная непонятно в кого. Я повадился с тех пор приезжать к ним каждые три месяца на сдачу экзаменов в школе, потому что был на домашнем обучении, и вот тогда я и заметил, что прежней дружбы с Игорем у нас нет. В каждый свой приезд я кидался к нему, как радостный щенок, рассказывал последние известия про чёрную мохнатую собаку Дину, которая совсем стала похожа на медведя или про то, какая замечательная нынче рыбалка на Холодном озере и как было бы хорошо, если бы он к нам приехал.

Игорёха снисходительно выслушивал меня, поигрывая по блатному чётками в руке, но в гости не стремился. Потом я стал замечать, что он сторонится и даже стесняется меня на улице, хотя всех его новых худосочных друзей я мог вывезти в одно лицо, правда если по одному или даже по два, а не толпой. Я рассказывал ему, какие прочитал книги за это время, сидя в одиночестве длинными зимними вечерами на хуторе, о чём мечтал, а он зевал мне в лицо и говорил, что для реальных пацанов это всё джуки-пуки и вообще не по понятиям. До сих пор не знаю, что это значит.

Несколько раз он звал меня с собой пообщаться с братвой, и я послушно ходил. Но разговоры велись такие, что мне было неприятно, и я просто тихо стоял в стороне, дожидаясь, когда же можно будет пойти домой. Один раз спросили меня, к чему стремлюсь, и когда я ответил, что военным штурманом на дирижабле, потеряли интерес. Один сплюнул, другой скривился, и если бы не Игорь, то быть бы мне в тот день битым. В общем, авторитета среди его друзей я не приобрёл, и наши пути разошлись. В свой последний год в школе я его практически не видел, потому что резким и деловым он стал до ужаса. Так, встречались несколько раз за обедом, и всё.

Потом, правда, когда я поступил в техникум на штурмана, он нашёл меня в общаге. Не знаю, какая жёлтая вода ударила ему в голову, но попытался он снисходительно взять надо мною шефство и приобщить к братве. Попытался, но сразу понял, что это уже я стесняюсь нашего родства, и враз осел. К его чести сказать, был он всё же поумнее меня, потому что сначала молча минуту на меня смотрел, что-то соображая, а потом подошёл и обнял. «Ладно, братуха» – пришепётывая как заправский бродяга, сказал он: «Вырастешь – поумнеешь, а где я живу – знаешь».

Мы пожали друг другу руки, и я в странных чувствах пошёл к себе в общагу. Несколько раз мы потом встречались у тётки Марины, бывать у которой я любил, он с интересом расспрашивал о моих делах, но о себе ничего не рассказывал, и на этом всё.

И вот теперь впервые в жизни я шёл к тетке не просто так, а по делу, рассчитывая встретиться с Игорем или хотя бы узнать, где его можно найти, и от этого мне было не по себе. Остановился у знакомого дома, оценил изменения за последний год. Добавился мощный глухой забор вместо прежнего расписанного рунами штакетника и во дворе вырос здоровенный гараж на две машины с выездом на улицу, потеснивший тёткину лавку. Через широкое окно магазинчика было видно, что тетка возится с одинокой покупательницей, поэтому я закурил и стал ждать у входа, решив никого не отвлекать. Тётка всё-таки заметила меня и вышла на крылечко, провожая старушку с авоськой.

– Тёма! – нараспев произнесла она. – Здравствуй! Ну наконец-то к нам, целый год тебя не видела!

– Здравствуйте, тёть Марин, дела, тёть Марин, – оправдался я. – У деда вот тоже был полгода назад, и всё.

Тётка полезла обниматься, а потом потащила меня в лавку, начав всхлипывать и утирать глаза.