Санктуарий

Пригибаясь, чтобы освободить девушке ноги, я говорю Саре, где Честер вчера оставил ее машину, закрепив скотчем ключи под бампером.

Я стягиваю с себя толстовку и сую Харпер.

– Ты слишком узнаваема. Лучше прикройся.

Разбитые губы девушки раздвигаются чуть шире.

– Я к этому привыкла.

А потом они обе исчезают в дыму и панике.

Я со стоном выпрямляюсь и пытаюсь понять, что полезного я могу сделать в этом хаосе.

Прямо над стадионом винт вертолета, направленного местным телеканалом, взбивает воздух. Я вызвала сюда команду Дао, чтобы они стали свидетелями – и в надежде, что их присутствие заставит жителей Санктуария сдержаться. Теперь я надеюсь, что в этом дыму камеры ничего не различат. Хотя бы это спасение.

Я приветственно поднимаю к небу руку с торжествующе оттопыренным пальцем, а потом поворачиваюсь на крики пострадавших.

107

ТВИТ С @POTUS —

ОФИЦИАЛЬНОГО АККУАНТА

ПРЕЗИДЕНТА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

@POTUS 20.54

Карантин снят и порядок восстановлен в Санктуарии благодаря решительным действиям, которые предприняли @НациональнаяГвардия @ОтделениеПолицииСанктуария

МОЛОДЦЫ!

комментов 11100 перепостов 9200 лайков 51000

108

Мэгги

Ранним солнечным утром я пакуюсь у себя на съемной квартире, чтобы ехать обратно в Хартфорд и там выслушивать концерт, который собирается устроить мне Реми (и можно не сомневаться, что это будет не Синатра), когда в дверь стучат.

Я попрощалась с Честером еще вчера, в нашем любимом унылом «Старбаксе», так что кто бы это ни был, я их видеть не желаю.

Пока низкий голос не произносит:

– Я знаю, что вы здесь, агент Мэгги.

…и я решаю, что все-таки желаю.

– Вернулся за толстовкой, которую одалживал, – говорит Пьер, когда я открываю дверь. – И только, клянусь.

– Потеряла. Извини.

– Не страшно, – он ухмыляется, но тут же снова становится серьезным. – Они уехали?

– Да.

– Знаете, куда?

– Не знаю. Не спрашивала. Не хочу знать.

Пьер качает головой:

– Логично. Послушайте, я должен извиниться. Тот наш последний разговор на стадионе… Я испугался за мою девочку, когда она начала все это говорить. Знаете, она довольно бестолковая и не думает и половины того, что у нее слетает с языка. Я говорил со злости, и мне стыдно.

Я отмахиваюсь.

– Не за что извиняться. Можете мне поверить: за время моей работы я насмотрелась на родителей, которые волнуются за своих детей.

– Еще бы. Но это не все. Иззи попросила меня сказать… то, о чем вы спрашивали? Рисунки? Она потом поняла, о чем вы. Это эскизы к тату. Она уже давно на них зациклилась, выпрашивает у мамы и у меня разрешения сделать хотя бы одну. Ага, щас! – он закатывает глаза. – Те рисунки: это татуировки Харпер. Она всегда показывает моей малышке свои новые.

Я замираю со стопкой одежды в руках. А потом продолжаю паковать вещи под разговор Пьера.

– Она сама себе их делает, можете себе представить! Иззи умоляла ее сделать и ей, но Харпер отказалась. Она хорошая девочка, и я очень благодарен вам за то, что они с Сарой вырвались. Мне еще никогда не хотелось обнять копа, но… Можно?

Я киваю и поворачиваюсь, чтобы оказаться у него в объятиях. Прижимаясь к крепкому телу Пьера, я ощущаю запах пота и дыма со стадиона, который все еще остался на нем. Он меня привлекает, этот сильный порядочный мужчина, и при других обстоятельствах я сейчас повела бы себя смело. Вот только в голове у меня крутится образ – еще более нечеткий, чем дым. Меняется и пульсирует.

Рисунок в ежедневнике школьницы.

Тату на коже девушки.

Фигура из пепла, собирающаяся и рассыпающаяся на выгоревшей вилле, где умер паренек.

Магия.

– Короче, – говорит Пьер. Он делает шаг назад – и я отпускаю его с облегчением и разочарованием одновременно. – Я просто хотел узнать, что вы собираетесь говорить своему боссу или еще кому-то насчет того, что рассказала Иззи…

Его большие карие глаза удерживают мой взгляд, говоря больше, чем слова. «Вы кому-нибудь расскажете, что моя девочка призналась в убийстве Дэна?» – спрашивают они.

– Знаете, – отвечаю я ему, – на стадионе было очень шумно. Оркестр. Песнопения. Вертолет. Я помню, что ваша дочь что-то говорила, но я толком не расслышала. Она испугалась за подругу. Это – главное, что я запомнила.

– Правда? – откликается Пьер. – Ну, тогда, наверное, все хорошо, агент. Вы ведь знаете, какие бывают дети. Они говорят много всякого не потому, что это правда, а потому что им кажется, что надо сказать именно так.

– Совершенно верно.

Я снова начинаю складывать одежду, хотя никогда в жизни не складывала футболки. В последние пару дней у меня было слишком много подобных разговоров. Слишком многое было не сказано или проигнорировано. Я такое не люблю. Я работник правоохранительных органов. Но в данном случае я приняла решение и не стану его менять, какими бы ни были последствия.