Санктуарий

Несмотря на столетия магических исследований, никто не знает, в чем причина. Был ли вопрос некорректно поставлен, или ведьма недостаточно сфокусирована? По одной теории ответ есть всегда, просто мы не способны его понять.

Сегодня мне ответ жизненно необходим – ради Харпер. Я тщательно обдумала вопрос.

«Как умер Дэниел?» требует слишком сложного ответа.

«Была ли смерть Дэниела несчастным случаем?» был бы полезен, но только если ответом будет «да». Если это будет «нет», то я никак не приближусь к тому, что мне необходимо узнать.

И вот я натолкнулась на тот, который, как я надеюсь, окажется правильным.

В тусклом свете я прохожу избранный мной путь по схеме. Слова. Жесты. Заново протертая чаша. В нее наливается дождевая вода. Обмакнув в нее пальцы, я посвящаю ее истинному зрению. Капаю одну каплю масла, которое мерцающей пленкой растекается по поверхности: это должно очистить восприятие, чтобы оно не показывало мне лжи.

Я выпиваю приготовленный шалфей. Эффект возникает почти мгновенно. Мир сворачивается. Все реальное содержится в этой чаше. Все иллюзорное мерцает вокруг меня в свете ламп.

Я ощущаю, как Эйра трется мне о ноги, слышу ее мяуканье. Фамильяры связывают нас с реальностью. Они привязывают нас ко всему, что нам знакомо, что нам близко. Не один раз именно мягкое присутствие Эйры возвращало меня к самой себе.

Последние элементы схемы, которые я выбрала для этой ворожбы, уже у меня в голове, на кончиках пальцев, на языке. Я произношу нужные слова. Формирую символы.

И, наконец, я смотрю в мою бездонную чашу и задаю вопрос: «Кто убил Дэниела Уитмена на вилле «Вояж»?»

Я смотрю.

И смотрю.

А ответа нет.

Я быстро озираюсь. Ответ может быть визуальным, ощутимым или слышимым.

Но я ничего не слышу, ничего не ощущаю и вижу только мое собственное отражение, мерцающее и искаженное.

А потом Эйра вопит, а моя обсидиановая чаша раскалывается, и ее пустые черные глубины – это последнее, что я вижу, падая.

37

Мэгги

Я уже почти дошла до магазинчика Фенн, когда он взрывается. По крайней мере, судя по звуку.

Я перехожу на бег. Входная дверь заперта и закрыта рольставней, так что я бегу к черному входу и в проулке сталкиваюсь с Бриджит Перелли.

Она вылетела со двора своего салона в соседнем доме. Позади нее – бедлам лая, воя и скулежа.

– Какого черта? – орет Перелли. Она начинает колотить в калитку, которая, видимо, ведет на двор за ведьминским магазином. – Сара, ты там?

Что-то хрустит у меня под ногами. Осколки стекла. Я проверяю оба окна, но на стекле следов нет.

Перелли трясет ручку двери, продолжая окликать подругу. Не получив ответа, она запускает руку в карман и вытаскивает связку ключей, которые начинает перебирать.

– У нас обеих ключи от помещения другой, – объясняет она, вставляя ключ в скважину. – Так мы можем за ними присматривать. В моем салоне масса оборудования, которое легко стащить, а у Сары, конечно, тоже много всего, что кому-то может понадобиться. Думаю, Сары нет на месте: она обычно не запирается. Но Пьер мне рассказал, что устроили у ее дома. Ублюдки.

Калитка открывается, и мы обе осматриваемся.

Окна по обе стороны от двери выбило. Дверь заперта, но странно перекосилась в проеме. Сад выглядит в основном неповрежденным, но кое-где цветы сорвало – стебли изжеваны. Теплица в углу цела.

В одном из разбитых окон я замечаю колеблющееся пламя. Огонь, разведенный поджигателем? Но нет, он маленький. Ровный. Свечи или лампы. Значит, Сара Фенн внутри, хоть калитка и была закрыта.

Зачем было запираться?

Перелли испуганно заглядывает во второе окно, пытаясь что-то разглядеть сквозь решетку.

– Сара? Сара! – зовет она. А потом: – Нет, не надо!

Это мне. Она вскидывает руку, увидев, что я потянулась к перекошенной двери – но я уже отшатываюсь. Что-то скрутило мне кишки мощным спазмом, а в горле стоит желчь.

– Охранные чары, – объясняет Перелли. – Отпугивающие. Погодите, дайте мне.

Я согнулась пополам, кашляя и отплевываясь. Перелли снова вытащила свои ключи и трогает что-то, что я приняла за брелок. Теперь я вижу, что это маленький блестящий кружок с выгравированными изгибами колдовского знака. Она сжимает его в пальцах и шагает к двери, осторожно дергая ее второй рукой.

Из дома с воплем выскакивает пушистая полосатая кошка. Фамильяр Фенн. Животное ныряет в проулок.

– Сара? Господи!

Перелли уже в доме. Я вижу, как она нагибается под рабочий стол. А потом она с хрипом пятится, волоча Фенн подмышки. Ведьма оглушена, голова у нее мотается. Однако признаков взрыва нет. Ни сажи, ни дыма.

– Осмотрите ее, – говорит мне Перелли, опуская Фенн на землю. – Там разбились лампы. Может начаться пожар.

Она снова уходит в дом, и я вижу, как она мечется по мастерской. Тут Фенн стонет – и я вспоминаю, что нужно делать. Я провожу обычную полицейскую проверку, но дыхание у нее не затруднено, и она постепенно приходит в себя.

Я спрашиваю, нет ли у нее травм – и если есть, то где. Она бормочет «нет», а когда я достаю рацию, чтобы вызвать скорую, она слабо трогает меня за руку.

– Не нужно.

– Что случилось?