– Вот… Я хотел спросить. Я должен спросить. Вы мусульманин?
– Нет.
– Вы меня извините. Но я должен спросить: вы хотели бы принять ислам?
– Нет.
– Спасибо. Тогда ещё вопрос. Вы нуждаетесь в моей религиозной помощи? Дело в том, что я должен оказывать вам религиозную помощь, если вы не подпишете заявление об отказе от религиозной помощи с моей стороны. Я должен это выяснить.
– Я даже не знаю. Не очень понимаю, какую вы мне можете оказать религиозную помощь.
– Если честно, я думаю, что никакую.
– Обескураживающий ответ.
– Не хочу врать вам.
– Спасибо. Это ценно.
– Я по должности должен как-то вас религиозно обслуживать, призывать вас… не знаю… к принятию ислама. Но… у меня это плохо получается, и я не думаю, что это на самом деле нужно.
– Как не нужно? Вы, мулла, считаете, что принятие ислама не нужно?
– Нет, конечно, нужно, очень нужно. Спасение в исламе. Но я не думаю, что если я прямо сейчас начну вам это пропагандировать, то будет какой-то хороший результат. Не будет ничего, кроме злобы и ненависти. Аллах против злобы и ненависти.
– Вы впервые за весь наш разговор упомянули Аллаха. И ни разу не сослались на какой-нибудь хадис. Не произнесли никакую арабскую формулу. Они красивые, кстати. «Да будет доволен им Аллах» – мне очень нравится.
– Да, а зачем. Я стараюсь говорить с вами на вашем языке, а не на своём.
– Спасибо. Я не ожидал.
– Я, знаете, тут работаю… это не лучшее место работы для муллы. Но вот так. И я как-то понял, что моя задача – не привлечь людей в ислам (хотя и это тоже), а просто как-то помочь человеку, без религиозных различий. Я не строю иллюзий, что вы броситесь в ислам, станете истовым мусульманином. Это было бы очень хорошо, и я был бы искренне рад этому, но это всё хорошо, когда впереди жизнь, а когда впереди жизни нет, как вот у вас, это всё глупые иллюзии. У нас тут четыре священника так называемых традиционных религий России, мы постоянно общаемся, да что там, мы дружим, и мы уже давно знаем, что человек, когда над ним нависла неумолимая смерть, не хочет принимать никакую религию, тем более не хочет никуда переходить. Всё это глупые бредни – что я сейчас вам расскажу об исламе, и вы примете ислам. Не примете.
– Да, не приму. Зачем? Не хочу.
– Да, я вас понимаю.
– А зачем вот это всё сделали? Ну, вот эту систему, когда при тюрьме…
– При Комбинате.
– Ну да, при Комбинате, сделали вот эту систему священников разных религий? И почему только четырёх религий? Почему нет католиков, протестантов, индуистов, не знаю… даосов каких-нибудь?
– Я не знаю. Мне кажется, и в вашем, и в моём положении лучше просто с этим смириться. Наше с вами положение, по сути, одинаковое. Мы оба скоро умрём. Мне кажется, не стоит заниматься такими поверхностными вопросами, как номенклатура священников разных религий в тюрьме, где содержатся приговорённые к смертной казни.
– В смысле, в Комбинате?
– В тюрьме, откуда нет выхода.
– Как вы говорите!
– Я стараюсь говорить как есть.
– У вас поэтическая какая-то речь. Я просто филолог, простите.
– У нас сильная поэтическая традиция. Но я не хотел говорить поэтически. Простите, это у меня случайно так получилось. Мне даже стыдно. Это было лишнее.
– Вы говорите – у вас. Это у кого?
– У мусульман. Коран – это великая поэзия. Но вот сейчас сказал и понял, что лучше об этом не говорить.
– Да, я понимаю, простите.
– Давайте вернёмся к документам. Вы можете сейчас подписать заявление о том, что вы не нуждаетесь в моей религиозной помощи и чтобы я к вам больше не приходил.
– Я сначала думал, что попрошу этот документ. Но я вот что-то не хочу его подписывать. Мне очень понравилось с вами говорить.
– Ну хорошо. Тогда не подписывайте. Всегда можно подписать, и я не буду вас больше беспокоить.
– Спасибо.
– Тогда я пойду. Увидимся через неделю.
– Да, до свидания.
Утро, деликатный стук в дверь. Да, войдите. Здравствуйте, это Никодим. Вот ваш завтрак (это постоянная, ежедневная последовательность говорения).
Серёжа привычно, с аппетитом, съедает вкусный завтрак, состоящий из вкусных блюд, насыщенных белками, жирами и углеводами.
– Сергей Петрович, пойдёмте на прогулку.
– Пойдёмте.
Серёжа идёт по коридору в сопровождении Никодима, поворачивает в Основной коридор, останавливается перед широкой белой полосой. Серёжа спрашивает Никодима:
– А можно сфотографировать Сашу?
– Да, конечно, пожалуйста.
Серёжа фотографирует Сашу – страшный белый пулемёт с многочисленными дулами, который когда-нибудь его убьёт.
– Никодим, спасибо большое.
– Да пожалуйста. Пойдёмте?
– Да, давайте.
Серёжа идёт по белой полосе, перед красным участком останавливается, сгибается, видно, что ему очень страшно. Но он, остановившись на секунду, идёт дальше, и на середине красного участка распрямляется и уже идёт уверенно.
Серёжа вяло гуляет по саду, к нему подходит очень красивая девушка, которую он раньше в саду не видел. Девушка одета стильно и с некоторой неуловимой соблазнительностью. Она говорит:
– Здравствуйте, я Даша, волонтёр. Мы можем поговорить с вами?
– Да, в общем. Почему бы и нет. Здравствуйте, Даша. Я Сергей. Серёжа.