Дождь прекратился, и водянистое солнце воссияло над Венецианской сценой опустошения.[2036]
Дороги Саранга теперь превратились в каналы, по которым путешествовали всевозможные плавающие обломки. Там, где совсем недавно рассекали рикши, верблюжьи повозки и исправные велосипеды, ныне проплывали газеты, браслеты, букеты,[2037] арбузы, зонтики, солнечные очки, картинки, корзинки, картонки,[2038] экскременты, пузырьки от лекарств, игральные карты, дуппатас,[2039] блинчики, лампочки, тапочки. Вода имела странный красноватый оттенок, заставляющий промокший народ воображать, что улица сочится кровью.[2040] Ни следа громил-шахтеров или Паломников Аиши. Маленькая собачонка переплывала разрушенную велосипедную баррикаду, и на всем вокруг лежала влажная тишина наводнения, чьи воды лизали борта окруженных автобусов, пока дети, слишком потрясенные, чтобы выйти и поиграть, разглядывали с крыш размытые водостоки.Затем вернулись бабочки.
Из ниоткуда, словно бы все это время они прятались позади солнца; и, празднуя конец дождя, все они приняли цвет солнечных лучей. Появление этого огромного ковра света в небе привело в полное недоумение жителей Саранга, уже опомнившихся после бури; в страхе перед апокалипсисом они скрылись в домах и захлопнули ставни. Однако с близлежащего склона Мирза Саид Ахтар и его партия наблюдали возвращение чуда и были охвачены — все они, даже заминдар — неким благоговейным трепетом.
Несмотря на ослепляющий ливень, льющий через разбитое ветровое стекло, Мирза Саид довел свой обитый кожей ад до дороги, ведущей наверх, и, объехав изгиб холма, остановился у ворот № 1 Сарангского Каменноугольного бассейна. Сквозь дождь слабо виднелись рекламные щиты.
— Тупица, — вяло проклинала его Мишала Ахтар. — Эти бродяги ждут нас там, сзади, а ты везешь нас сюда, чтобы взглянуть на их приятелей. Отлично мыслишь, Саид. Расчудесно.
Но у них больше не было проблем с шахтерами. Это был трагический день для горнодобывающей индустрии, ибо оставшиеся пятнадцать тысяч ее работников оказались заживо похоронены в штреке под сарангским холмом. Саид, Мишала, Сарпанч, Осман, госпожа Курейши, Шринивас и Аиша стояли истощенные и до нитки промокшие на обочине, пока многочисленные неотложки, пожарные, спасатели и угольные боссы приезжали и, много позже, уезжали, качая головами. Сарпанч теребил мочку уха большим и указательным пальцем.
— Жизнь есть страдание,[2041]
— сказал он. — Жизнь есть страдание и потеря; это монета, лишенная ценности, она стоит даже меньше, чем каури[2042] или смоква.[2043]Осман, хозяин умершего вола, за время паломничества потерявший, как и сарпанч, нежно любимого товарища, тоже плакал. Госпожа Курейши попыталась найти светлую сторону:
— Главное, что с нами все в порядке, — но не получила ответа.
Тогда Аиша закрыла глаза и произнесла мелодичным пророческим голосом:
— Это возмездие за то плохое, что они пытались совершить.
Мирза Саид рассердился.
— Их не было на проклятой баррикаде, — вскричал он. — Они трудились под этой чертовой землей!
— Они сами вырыли себе могилы, — ответила Аиша.
И тогда они увидели возвращающихся бабочек. Саид с недоверием следил за золотым облаком: как оно сперва собралось, а затем выпустило потоки сияющих крыльев во всех направлениях. Аиша пожелала вернуться на перекресток. Саид возразил:
— Там затоплено. Наш единственный шанс — спуститься с противоположной стороны этого холма и выйти на другую сторону города.
Но Аиша и Мишала уже отпрянули; пророчица помогала второй, пепельной женщине, придерживая ее за талию.
— Мишала, ради Бога, — позвал жену Мирза Саид. — Во имя любви к Богу. Что мне делать с автомобилем?
Но она продолжала спускаться с холма, к наводнению, тяжело опираясь на Аишу-провидицу, не оглядываясь по сторонам.
И тогда Мирза Саид Ахтар пошел за нею, оставив свой возлюбленный мерседес-бенц возле входа в затопленные шахты Саранга, и начал пешее паломничество к Аравийскому морю.
Семь потрепанных путешественников стояли глубоко по бедра в воде на пересечении улицы велоремонтников и переулка вязальщиков корзин. Медленно, медленно отступала вода.
— Смирись с этим, — настаивал Мирза Саид. — Паломничество закончено. Крестьяне неизвестно где: может быть, утонули, может быть, убиты, и уж точно потеряны. Не осталось никого, чтобы следовать за тобой, кроме нас. — Он уставился на Аишу. — Забудь об этом, сестра; вы утонете.
— Взгляни, — указала Мишала.
Со всех сторон, из маленьких ремесленнических водостоков крестьяне Титлипура возвращались к месту своего рассеяния. Все они были покрыты от шеи до лодыжек золотистыми бабочками, и длинные вереницы крохотных созданий тянулись перед ними, словно веревки, вытаскивающие их из колодца в безопасное место. Люди Саранга в ужасе взирали на это из окон, и, пока воды возмездия отступали, Хадж Аиши выстраивался посреди дороги.
— Не могу поверить, — молвил Мирза Саид.