Был час отлива, когда Шествие Аиши спустилось по аллее возле Праздничной Гостиницы, чьи окна были полны женами кинозвезд, щелкающими своими новенькими полароидами, — когда паломники почувствовали, что городской асфальт стал шершавым и смягчился в песок, — когда они засеменили по плотной россыпи гниющих кокосовых орехов брошенных сигаретных пачек лепешек пони неразлагающихся бутылок фруктовых очистков медуз и бумаги, — к коричневому песку, над которым склонились высокие кокосовые пальмы и балконы роскошных блочных домов с видом на море, — мимо команд молодых людей, мускулы которых были столь рельефны, что казались уродливыми, и которые исполняли гимнастические искривления всех мастей, в унисон, подобно убийственной армии балетных танцоров, — и мимо пляжных парикмахеров, клубменов и семей, пришедших подышать свежим воздухом или совершать деловые контакты или рыться в песке ради мусора себе на пропитание, — и уставились, впервые в жизни, на Аравийское море.
Мирза Саид смотрел на Мишалу, поддерживаемую двумя деревенскими жителями, ибо у нее больше не было сил стоять самостоятельно. Аиша находилась возле нее, и Саиду казалось, что пророчица необъяснимым образом проступает сквозь умирающую женщину, что вся яркость Мишалы выпрыгнула из ее тела и приняла эту мифологическую форму, оставляя скорлупу умирать. Потом он рассердился на то, что позволил себе тоже заразиться сверхъестественностью Аиши.
Жители Титлипура согласились следовать за Аишей после долгого обсуждения, в котором она, по их настоянию, не участвовала. Здравый смысл подсказывал им, что будет глупо поворачивать обратно, когда они уже пришли и первая цель находится у них в поле зрения; но новые сомнения в умах крестьян иссушали их силы. Создавалось впечатление, что неуверенность эта появляется из некой созданной Аишей Шангри-Ла, потому что теперь, когда они просто шагали позади нее скорее, чем следовали за нею в истинном смысле слова, они, казалось, старели и заболевали с каждым сделанным шагом. Когда они увидели море, они были хромой, шатающейся, ревматичной, лихорадочной, красноглазой толпой, и Мирза Саид гадал, многие ли из них пройдут последние ярды до кромки воды.
Бабочки оставались с ними, высоко над головами.
— Что теперь, Аиша? — обратился к ней Саид, охваченный ужасной мыслью, что его возлюбленная жена может умереть здесь, под копытами покатушечных пони[2053]
и взглядами торговцев соком сахарного тростника. — Ты привела нас всех к краю гибели, но вот он, неоспоримый факт: море. Где теперь твой ангел?С помощью крестьян она поднялась на незанятую тхела[2054]
возле киоска с прохладительными напитками и не отвечала Саиду до тех пор, пока не смогла взглянуть на него сверху вниз со своего нового насеста.— Джибрил говорит, что море подобно нашим душам. Когда мы открываем их, мы можем двигаться сквозь них к мудрости. Если мы можем открыть свои сердца, мы можем открыть и море.
— Разделение было настоящим бедствием здесь, на земле,[2055]
— хмыкнул он. — Довольно много парней умерло, тебе стоило бы помнить. Думаешь, в воде будет иначе?— Шш, — Аиша внезапно приложила палец к губам. — Ангел уже рядом.
Было, в общем-то, удивительно, что, после привлечения к себе такого внимания, марш собрал на пляже толпу, которую можно было назвать в лучшем случае умеренной; но власти приняли много мер предосторожности, закрывая дороги, перенаправляя движение; поэтому на берегу находилась едва ли пара сотен зевак. Не о чем волноваться.
Что было странно — что очевидцы не видели бабочек или того, что они сделали дальше. Но Мирза Саид явственно наблюдал, как огромное пылающее облако пролетает над морем; пауза; парение; и неясные формы принимают облик колоссального существа, сияющего гиганта, целиком построенного из крошечных бьющихся крылышек, протянувшихся от горизонта до горизонта, заполоняя небо.
— Ангел! — воззвала Аиша к паломникам. — Теперь вы видите! Он был с нами всегда. Теперь вы верите мне?
Мирза Саид созерцал возвращение к пилигримам абсолютной веры.
— Да, — рыдали они, прося у нее прощения. — Джибрил! Джибрил! Йа-Аллах.
Мирза Саид предпринял последнее усилие.
— Облака принимают множество форм, — кричал он. — Слоны, кинозвезды, что угодно. Смотрите, оно изменяется даже теперь.
Но никто не обращал на него внимания; они взирали, исполненные изумления, ибо бабочки нырнули в море.
Крестьяне голосили и танцевали от радости.
— Разделение! Разделение! — орали они.
Кто-то из зрителей поинтересовался у Мирзы Саида:
— Эй, господин, из-за чего они так распалились? Мы ничего не видим.
Аиша двинулась к воде, и вслед за нею — Мишала, влекомая двумя помощниками. Саид подбежал к ней и попытался отбить ее у селян.
— Отпустите мою жену. Немедленно! Будьте прокляты! Я — ваш заминдар. Пустите ее; уберите ваши грязные руки!
Но Мишала шепнула:
— Они не сделают этого. Уходи, Саид. Ты закрыт. Море открывается только тем, кто открыт.
— Мишала! — вопил он, но ноги ее уже были мокры.