Сбитый ритм (СИ)

Порой мне очень хотелось прервать её и рассказать свои, не менее страшные истории. Но я молчала. Молчала и слушала, поддакивая и редко-редко вставляя пару фраз. Потому что если человек решил выговориться, мешать ему не в коем случае нельзя… если, конечно, рассказ не пошел на второй круг.

«Заход» начался на третий день. Тут же в кружке у Эвелин оказались успокоительные травы, весь набор из аптечки. Они подействовали очень быстро — я едва успела подхватить посудину, выпавшую из рук уснувшей Эви. Уложив девушку поудобнее, смылась, и на ближайшей остановке разыскала бабку с сивухой. Крепкой такой сивухой. Очень крепкой. И недорогой.

***

— Интересно, зачем? — мрачно спросила я, позвякивая ложкой о стенки стакана.

— Ну, если верить твоим словам, то за тем, что там ветер, простор и звёзды, — усмехнулся Халнер, обмахиваясь веером из бумаг.

— Да, аргумент.

Глубоко выдохнуть, опрокинуть в себя охлаждённый отвар цветов пий. Пф-р-р… Желудок не сразу понял, что ему предложили хороший отвар, а не вчерашнюю дрянь, из-за которой я полезла выбрасываться на улицу.

Пока моё нутро осознавало разницу, гусеница сделала поворот. Солнечный луч заиграл на медальонах Апри, лежащих горкой на столе. Халнер всегда снимал свой, когда мы спали, постепенно я стала следовать его примеру — лучи-то у солнца острые, можно напороться в самый интересный момент.

Мы уже подъезжали к городу, за окном начали мельтешить постройки. Я отвернулась, жмурясь и потирая висок: гул в голове стоял страшный. Уж какую дрянь только не пила, но вчерашее… О боги…

— Слушай, может, окно откроем?

Халнер покачал головой. От этого движения капля пота стекла по лоснящемуся виску. Ещё несколько побежало по обнажённой груди, путаясь в волосах.

— Тут очень высокая влажность, Кети, так что, если откроем, будет только хуже. Смотритель сказал, воздуховод починят уже ско…

В дверь отсека постучали, требовательно и остро.

— Вот ведь принесла нелёгкая! Куд-да собралась? Под простыню с головой и не дышать! — шикнул Халнер, натягивая штаны, и надевая солнечный медальон.

Ничего себе предъявы! Но спорить не стала, сделала, как он велел.

Прожужжала дверь. Из коридора хлынул поток воздуха, раскалённого и пахнущего знакомыми духами. Хотя да, всё верно, действие снотворного наверняка уже закончилось…

— Кети у тебя? — раздался ледяной голос Эвелин.

Как всегда, вопрос задали тоном, каким нормальные люди констатируют факты.

— Добро утро, Эви. Думаю, тебе лучше поискать Кети в других сегментах, у ребят.

— Её там нет.

— Везде проверила? Точно? Ну, тогда, может, в грузовых, с животными возится…

— Н-не думаю. Хотя… ладно. Точно не видел её сегодня?

— Эви, я только что проснулся.

— Ну хорошо.

Дверь закрылась, я вынырнула из-под простыни.

— А…

— Не поймёт, — опередил мой вопрос Халнер, — она придаёт слишком буквальное значение заповедям Апри. К тому же, вы дружите, а у неё всегда было так мало друзей…

— Да уж, по части морали она та ещё зануда, не всякий выдержит, — согласилась я.

И вдруг вспомнила, что очень хотела поговорить с Халом про… про… как же сформулировать…

— Слушай, а ты давно знаешь Селе… мать Селестину? Трен говорил, вы вместе с Куртом богословие изучали? Оттуда?

— Да. В теологичке все боялись с ней общаться. Своенравная, резкая на язык, да ещё Видящая. А мы не боялись. Курт так вообще… кхм…. Сдружились они, в общем. Крепко. Слушай, может, тебе настойки капнуть? Нормальной, не вчерашней?

— Настойки… — желудок обречённо буркнул, — а давай!

Напиток оказался действительно хорош. После крохотной рюмки боль ушла, в голове стало светло, легко, и почти пусто, словно в храме между службами.

— Слушай, а почему именно тебя попросили вести расследование в Цитадели? А не Крута, например?

— Курта? — брови Халнера дрогнули, — причём тут Курт?

— Не, ну как, он же полный сан принял, все дела. А ты разве в армию не свалил?

— Свалил. Ещё будешь?

Я рассеянно кивнула. Боги, что я несу? Хотела же конкретный вопрос задать. Только… какой? Пока я собиралась с мыслями, Халнер разлил по чашкам отвар, аккуратно вернул крутопузый чайник в поддон с почти растаявшими кубиками льда. Капнул в чашки настойку.

— Потом в армии боевой сан и принял, — тихо сказал Хал, причём таким тоном, будто это всё объясняло. Вообще всё.

— А-а-а. Понятно, — сблефовала я, окончательно запутавшись, — а то смотрю, чего это летом, и вдруг зимние черные ленты.

— Чёрные ленты? Ну… да. Убийство же. Траур. Ну, твоё здоровье.

Траур. Точно. И как я раньше не подумала? Вот что значит, не знать местных традиций! У нас вот траур синий.

Осилив ещё пару рюмок и стакан травяного сбора, я оделась и выскользнула в коридор. До отсека добралась незамеченной. Вдвойне повезло, что Эвелин как раз вышла. Когда лекарка вернулась, я сидела на собранных вещах и готовилась слушать Обличающую Речь. Ожидания оправдались: по своему обыкновению, Эви «точно вычислила», что происходило ночью. Оставалось кивать и соглашаться, что нехорошо отвлекать рулевых от дороги, и что вообще мои понятия о приличиях стремятся к нулю.