Тогда окончательно затихло, и стало понятно, кто начал скандал!
Тихушники…
Двое
Итак, мы в купе.
Мы видим друг друга в первый и последний раз.
Мы говорим откровенно.
Мне сорок.
Тебе двадцать.
Я холост.
Ты замужем.
Меня будут встречать, и тебя.
Он высокий, стройный, но, как я понял, на этом всё кончается.
А я маленький, лысый, но, как ты чувствуешь, на этом только начинается.
Будь внимательна и решительна.
У нас двадцать четыре часа.
Пить вдвоём коньяк!
Молча!
И смотреть в глаза.
Молча.
Вдвоём.
Молча.
Попробуйте.
Молча.
Вдвоём.
Попробуйте!
Советская власть возвращается в худших формах.
Если бы в лучших – кто бы возражал?
Наша интеллигенция себя презирает, но я не слышал, чтобы себя презирал рабочий класс.
Хотя у него не меньше оснований.
Деньги или искусство?
Я думаю, дружить надо и с теми, и с теми.
Друзей должно быть несколько.
Искусство без денег имеет вид болезненный и раздражённый.
Яркая талантливая злоба…
Деньги без искусства – это сытая скука и широкое гостеприимство.
Мы были уверены, что есть наука без денег.
Но, когда все мозги и мышцы рванули туда, где есть деньги, и оттуда пошла наука и лекарства. И даже наша власть, которая всегда ненавидела деньги для науки, вдруг в советское время стала строить закрытые города и направлять в них золотые потоки. И оттуда пошли ракеты и подлодки.
Получилось, что нет – не вредны́ деньги для науки.
Деньги вредны в юности, ибо способствуют раннему старению.
В зрелости они идут в работу, в старости – в заботу, в виде наследства.
Деньги надо соединять с работой.
А иначе – раб с деньгами или мастер без денег.
А мастер без денег – это тоже раб.
Давайте соединим мастера с деньгами.
Это и будет человек.
Моё правило: начинаю писать с середины.
И мысль от писания,
а не от рождения.
В школе при советской власти ученики на двух партах вырезали слово «икс», «игрек» и так далее…
Директор в панике: не стирается, не закрашивается.
Физик придумал и дорезал слово – получилось «ХVIII съезд партии».
Жить – это подняться и опуститься.
И жить дальше, имея в запасе эту высоту.
Какая бы у тебя плохая память ни была – тебе не дадут забыть, что ты еврей.
Вот человек! Вот характер!
Дёргается, моргает.
Быстро, категорически и запальчиво говорит.
С ним сразу хочется спорить, победить и опозорить его.
Вызывает же человек на себя такой огонь.
Но такой человек первым начинает стрелять.
Отовсюду он поворачивается и уходит.
Но там, где он был, остались люди с багровыми лицами, дрожащими руками.
Кто-то просит водку, кто-то валокордин.
Что же ты такой неуёмный, категоричный, ни в чём не виноватый, запальчивый, крикливый и неубедительный, и омерзительно неправый.
Всё-всё-всё – можешь идти.
Рук не хватает сердце держать.
Война
– Где неприятель, товарищи?
– С утра был, товарищ полковник.
– А куда он делся?
– Сейчас будем смотреть. Может, они отошли, товарищ полковник.
– Час назад разведка их видела и мне докладывали.
– Дак эти пьяницы кого только не видят, тем более с утра. Я одного остановил – спирт в бинокле на портупее. Тоже в ту сторону смотрел. Линзы, говорит, протирать!
– А если ударить артиллерией?
– Думаете, побежит?
– Если есть, побежит, а если нет, будем выдвигаться. Как настроение в частях?
– Нормальное… Хотя…
– Что? Конкретно.
– Злости нет, я уже не говорю про ненависть. Неприятель-то свой.