— Ты, кажется, говорила, что переписываешься с Элизой Хардинг… Ты знала, что она утонула? — Она пристально всмотрелась в мое лицо, но я отвернулась.
Прежде чем ответить, я расправила на животе платье и прижала к нему ладони, словно стараясь защитить ребенка от страшных новостей.
— Нет, — солгала я. — Бедняжка Элиза… Какой ужас!
Миртл хотела сказать что-то еще, но в этот момент в притворе появилась Ханна Эдселл с огромным подносом, на котором стояли тарелки с жареными цыплятами, картофельным пюре, клюквенным соусом и бобами.
— Все готово, можно накрывать! — сказала она весело.
Я все еще сжимала в руках газету. Расстаться с ней я была не в силах. Тем временем из подвала поднялась Рут Эдселл — тоже с подносом.
— Позвони в гонг, Этель, — попросила она. — Пусть люди понемногу рассаживаются.
Уилл и я ужинали в третью смену. Рядом с нами за столом оказалась Миртл, а также мистер и миссис Миллер.
— Ты уже рассказала Уиллу? — спросила Миртл.
— О чем это? — спросил мой муж, слегка приподняв брови, и я бросила на него виноватый взгляд. Все время, пока ужинали две первые смены гостей, я хваталась то за одно, то за другое дело, стараясь занять себя чем угодно, лишь бы не думать о пожаре и о том, что́ все это может означать. Обсуждать новости с Уиллом мне хотелось меньше всего, и теперь я не знала, что ему сказать. За меня ответила Миртл.
— Бранденбургский отель сгорел дотла! — выпалила она.
— Я слышал об этом, — вмешался мистер Миллер, который сидел за столом напротив нас. — Кажется, были жертвы…
— В газете пишут — погибло пятнадцать человек, — сказала Миртл. — А от отеля осталась только кучка углей. — Ее лицо блестело от испарины, хотя день склонялся к вечеру и на открытом воздухе стало заметно свежее.
— Какой ужас! — воскликнул Уилл. — Мы были там в июне, правда, Этель?
Я кивнула. Во рту у меня было сухо, как в пустыне. Я вспомнила, как мы с Уиллом танцевали в уютном ресторанном зале, вспомнила павлинов, сладкий запах роз в саду и дорожку к источнику.
— Ты, кажется, ждала миссис Хардинг в гости? — продолжал Уилл.
Я хотела ответить, но, несмотря на все усилия, так и не сумела издать ни звука. Я только открывала и закрывала рот, словно выброшенная из воды рыба.
И снова за меня ответила Миртл:
— Она умерла, бедняжка, но пожар тут ни при чем. В газете написали — она утонула в бассейне недели две тому назад.
— Боже мой! — Уилл отложил вилку и повернулся ко мне: — Ты знала?
Он ждал ответа, и я отрицательно покачала головой. На этом силы мои иссякли, и я закрыла глаза.
Я так крепко сжала кулаки, что ногти впились глубоко в ладони. Казалось, еще немного, и из-под них брызнет кровь. Боль помогла мне немного прийти в себя. Открыв глаза, я взяла вилку и, отрезав кусок пирога с цыплятиной, отправила его в рот. Мясо показалось мне пересоленным, а соус — слишком кислым и густым. Тесто во рту превратилось в безвкусную клейкую массу, но я заставляла себя жевать и глотать, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Моя тетка Ирма живет в Бранденбурге, — вступила в разговор миссис Миллер. Ее губы были измазаны в клюквенном соусе, словно в крови. — Она говорит, люди, страдающие самыми ужасными болезнями, приезжали на источник со всей страны. Многие действительно исцелялись, но с некоторыми происходили потом всякие несчастья…
Я выпустила из рук вилку, и она упала на стол, громко звякнув о тарелку.
— Несчастья?.. — переспросила я.
— О да! — кивнула миссис Миллер. — Говорят, что слепой фермер промыл глаза водой из источника и прозрел, но через два месяца все его коровы пали от неизвестной болезни, а потом еще брата убило молнией. В общем, как в пословице, только наоборот: нет добра без худа.
На мгновение мне показалось, будто я куда-то уплываю, удаляясь от моего мужа, соседей и друзей. Все вокруг заволоклось плотным туманом, сквозь который я едва расслышала голос Уилла.
— По-моему, это просто ерунда, — сказал он, насаживая на вилку фасоль. — В американской глуши бытуют самые фантастические суеверия и предрассудки. — Уилл покачал головой. — Пожар в отеле и смерть миссис Хардинг — это действительно большое несчастье, но… Подобные вещи, к сожалению, случаются достаточно часто, и наделять их сверхъестественным значением совершенно ни к чему.