Сборник рассказов

— Единение! Поддержка! — грянул примар стоя в «уазике» со снятой крышей и все затянули «Алунелул». «Попрошу школу построить»- неожиданно подумал он, — «и стадион».

По площади пронеслись пять черных машин, и скрылись за поворотом. На этом инспекция была завершена. Целый блестящий мир, ворвавшись в сонное село с грохотом и музыкой пронесся мимо, мелькнув единением, поддержкой и прочими благостями.

— Модернизация! Инновации! — безнадежно крикнул вслед уносимому стадиону Антип Кучару. Пыль, поднятая проехавшими, смешалась с теплым воздухом, и оседать на землю не спешила, перекрашивая машину примара и его самого, грустного как Муссолини, в желтый.

— Решили не останавливаться, — констатировал Дорел Мутяну и подул в густые усы. — По важным делам спешат видимо.

— Спешат, э-кхе. — пробормотал примар. — Что с вином будем делать? С поросенком?

— Потребим? — предложил Дорел.

— Ай-ле, — согласилось все, потому что, единение единением, а до следующей инспекции поросенок мог бы пропасть, а вина и так хотелось уже два часа. Так начались праздник и чествования.

Старт дал сам Антип, спустившись на землю, он тряхнул пыльной головой и выдул целый наградной эмалированный ковшик с надписью «Ими гордитЬся район». Тот был полон вина тетки Йоланы. У стола мгновенно образовалась толпа. А Баба Родика взобралась на место примара и затянула веселую песню из журнала, слепо собирая слова со страниц:

Ридум, ридум ог рекур уфир сандин

Ренур сол а бак виз Арнарфелл

Хер а реики ер маргур охреинн андинн

Ур сви фер аз скиггия а йокулсвелл

В природе над селом летало нечто светлое и поддерживающее. Засыпающее солнце грело головы и души. А Гугуце хватив втихую красного, представлял себя едущим через село в черной непрозрачной машине и подтягивал бабе Родике:

Хей! Хей! Хей! Хаут а голти тоа!

Все шумели. Дорел Мутяну сварливо доказывал, что против молдаванина филиппинец это пшик.

— Говно — эти филиппинцы! Бананы они жрут, я тебе говорю! А где у нас бананы!?

С владельцем единственного в селе ларька соглашались. Но потихоньку спрашивали у почтальона Антония, сколько будет стоить отправить письмо на Филиппины. Пьянеющий Антоний, одетый по случаю проезда начальства в официальный мундир, заляпанный свиным жиром, важно дул губы и делал вид, что считает. На самом деле он разглядывал крепкий зад и ноги сестры Гугуце Аурики. Та дразнила его, называя — господин почтальон.

— Люди, гляньте Геу! Геу вернулся!

— Геу, привет!

— Ай-ле, Геу, как дела?!

Увлеченные праздником они пропустили триумфальное возвращение брата примара, появившегося из полутьмы, царившей на западе.

Полтора листа гипсокартона обернутого в цветастую пленку от утеплителя несли Геу как крылья — ангела. А сам странник устало шагал по дороге.

— Здравствуйте, люди! — в изнеможении поздоровался он и заплакал. Слезы бороздили небритые пыльные щеки блудного сына. Он вытирал их бейсболкой украденной в Пфальце у обедавших дальнобойщиков.

— Ай-ле!

— Геу!

— Не плачь, Геу!

— Ты в Молдавии, Геу! — утешало его общество.

Но путник плакал. Плакал и пил вино тетки Йоланы из наградного ковшика примара. Нектар наполнял его, растворяя грусть. Перед глазами плыл виноградный туман. Вокруг кружились люди и просили бабу Родику рассказать за Шарлемань. Гугуце сидел в уазике примара и жал педали попердывая губами. Он ехал в Александру- чел- Бун за абрикосами. Геу же пил холодное красное и грустил об оставленных в Португалии двух направляющих на двадцать семь. Его хлопали по плечу и кричали: «Ай-ле, Геу, спой Алунелул!». Он пел, и ему подтягивали. Сам Элвис Пресли выскочил из темнеющих вишен. Хлопнув вина у стола, он зажевал его куском поросенка.

— Ты в Молдавии, Геу! — весело произнес король рок-н-рола и растворился в желтом порошке тетки Йоланы.

— Алунелуул! — неслось над селом, над кладбищем в земле которого до сих пор тикала заводная нога деда Александра, над ангелами примеривающими полтора листа гипсокартона на спины, над грустным Муссолини- примаром, над всей Молдавией и миром. Из оврага за праздником грустно наблюдала фигура в оранжевом скафандре. Было тепло.

Корова абрикосовой масти (2020)

На реке хорошо. Вода игриво шлепает борт нашей лайбы. Звук от этого получается такой веселый, что в голову лезут всякие пакости. Я сижу, свесив ноги к воде, и, ухмыляясь сальным мыслям, ем абрикосы. Их у меня полведра. Огромных таких колеровок с нежными апельсиновыми боками. С мякотью пропитанной летом чуть кислящей ближе к кожуре. Свет! Свет летает надо мной. Слепящий и назойливый. Плотное марево висит у реки, и на этом сохлом берегу, и на том, на котором еле видно плещутся городские отдыхающие. Их хохот и крики медленно плывут сквозь световые годы, отделяющие нас, чтобы затем погаснуть у пристани.

Сколько там того человечества? Пара- тройка миллиардов? И эта цифра растет, я думаю. Потому что создатель не сидит на месте. Он трудится, смахивая пот. Ну, зачем, Господи? Зачем? Да затем что каждому необходим собеседник, мудро отвечает он, даже если человек того не хочет. А потом воздевает руки. Или что там у него вместо них?