Сборник статей, воспоминаний, писем

   В. И. Блюм, перечитав пьесу, отнесся к мысли о переделке текста без всякого сочувствия. Тем не менее Качалов продолжал бороться за свой замысел (что, кстати сказать, было так на него не похоже). Уж очень Карено с его "благородным бунтом" был близок ему по духу, пришелся ему по индивидуальности. Оттого еще в первой постановке Качалов так легко отвел от себя глубоко враждебную ему гамсуновскую тенденцию, отбросил "ницшеанский" мусор. В редакции пьесы 1927 года весь монолог Карено в четвертом акте был написан П. А. Марковым и В. И. Качаловым. Это поднимало пьесу на высоту современного звучания. Всей дальнейшей сценической судьбой этого спектакля упорная борьба Качалова за новый вариант спектакля была оправдана.

   В новом сезоне 1926/27 года с осени продолжались репетиции "Прометея", отнимавшие у Василия Ивановича мрого физических сил и творческой энергии. Он играл Барона, Николая, Глумова, выступал в "Эгмонте", читал Пушкина, Маяковского, Блока, Есенина. А главное -- продолжал поиски новой, советской роли. Два вечера В. И. провел в Харькове. Выступал в театре имени Шевченко. Читал Шекспира, Гёте, Горького, Маяковского, Шолом-Алейхема и других авторов. Пресса оценивала эти вечера как большое событие театральной жизни Харькова: "Слово в устах Качалова приобретает какую-то ощутимую рельефность, содержание выделяется им до предела" {"Вечернее радио", 12 октября 1926 г.}.

   "Урожая хочется пожелать, урожая на всем пространстве нашего искусства,-- писал Качалов в связи с 9-й годовщиной Октябрьской революции в анкете журнала "Жизнь искусства". -- Урожай хлеба есть, и он помог победить трудности жизни. Будем ждать хорошего урожая в искусстве. Без хороших молодых всходов искусство наше окажется не в силах отвечать на все растущие с каждым Октябрем ожидания и требования".

   В ноябре В. И. опять побывал в Ленинграде, встреча с которым всегда его творчески поднимала. В декабре он писал: "...Длительная полоса невезения... не задалась зима. Плохо со здоровьем -- и моим личным, и Прометеевским. Я почти сплошь кашляю, хриплю, плохо сплю. Езжу по докторам, не хожу по воздуху. А Прометей мой -- этот уж совсем на ладан дышит, ничего не выходит. Нет пьесы, плох режиссер, плохи художник и музыкант,-- ну, и я, конечно, не так силен, чтобы победить эти минусы, и тону в них безнадежно. Почти решили уже снимать спектакль совсем, только это еще пока секрет. Во всяком случае, работы пока остановились по "Прометею". Буду ходить на "Врата".

   18 января 1927 года состоялась последняя репетиция "Прометея" (всего репетиций было 249), после чего спектакль был снят. В. И. был совершенно измучен работой, которой отдавал столько сил. H. H. Литовцева вспоминает, что когда по окончании репетиций 18 января она зашла в уборную Василия Ивановича, он сидел в кресле совершенно подавленный. H. H. не нашла сразу слов, чтобы сказать ему что-нибудь утешительное, и молча села на диван. На пороге уборной остановился старейший гример театра Я. И. Гремиславский и тихо произнес: "Мне Вас очень жаль, Василий Иванович!" На это В. И. ответил: "И мне себя очень жаль, Яков Иванович!"

   23 февраля 1927 года состоялась премьера возобновленного спектакля "У врат царства". Иервена вместо Л. М. Леонидова играл В. А. Синицын, Элину -- вместо М. П. Лилиной -- К. Н. Еланская. Режиссер -- H. H. Литовцева.

   В конце марта В. И. на три дня ездил в Ленинград. В концертном репертуаре Качалова появился на короткий срок монолог из "Прометея".

   Весенние гастроли в Ленинграде прошли с исключительным успехом: "Отличная публика!" -- писал В. И. о Бабушкином театре за Невской заставой. Качалов вспоминал, как тридцать лет тому назад в эти места он приезжал студентом на паровичке и играл в маленьком театрике в "Карповско-Сидоровских труппах". 1 июня на чествовании H. H. Ходотова В. И. произнес горячую речь в честь присутствовавшего там П. В. Самойлова, который был растроган этим до слез. В Ленинграде В. И. встречался с Маяковским, завершавшим работу над поэмой "Хорошо!"