Считай, что ты мёртв. Лапа в бутылке. Мисс Шамвей машет волшебной палочкой

— Ваше имя, сэр? — Клерк осторожно осматривал Фроста.

— Майк Фрост.

Клерк зашел в смежную внутреннюю комнатку и оттуда позвонил. И через минуту вернулся.

— Номер 67, мистер Фрост. Восьмой этаж, как выйдете из лифта, налево, прямо перед вами дверь 67-го.

Найдя дверь с серебряным номером "67", Фрост постучал.

Дверь туг же распахнулась, на пороге стоял Гранди.

— Ну что стряслось? — прорычал он.

— У меня письмо похитителей, сэр.

Гранди сощурил глаза и отступил, пропуская Фроста в номер. Усевшись за стол, жестом пригласил его сесть:

— Докладывай.

— Так как мы не ждали событий до завтрашнего утра, сэр, я решил съездить на пляж. Пробыв там с час, вернулся к машине и обнаружил в ней конверт. Адресовано вам, сэр.

Он положил конверт на стол перед Гранди.

— Иди в бар и жди. Я позвоню.

— Слушаю, сэр.

В баре Фрост заказал виски. Народу было мало, и он сел одну за дальний столик. Где сейчас Джина? Наверное, забилась в какой-нибудь мотель, спряталась. Это к лучшему. Гранди подпишет письмо, а потом пусть сам ищет свою ненормальную дочь.

— Мистер Гранди спрашивает вас, сэр, — незаметно подошел бармен.

Фрост опять поднялся в 67-й номер.

Перед Гранди на столе лежала магнитофонная кассета.

— Знаешь, что это, Фрост?

Значит, японец все-таки добрался до Гранди. Фрост храбрился, уверяя себя, что Гранди вынужден будет подписать письмо.

— Знаю, сэр.

— Сью Ко встретил меня в аэропорту Майами, — улыбка Гранди напоминала волчий оскал. — Сколько они тебе заплатили, Фрост?

Фрост понял, что все открылось, и сразу перестал бояться.

— Не тратьте время, Гранди, — голос его прорезали полицейские нотки, — подпишите письмо, если не хотите загреметь в тюрьму.

— Ты для меня мелочь, Фрост. Твои друзья, очевидно, подкупили моего служащего Джузеппе Весси. Знаешь, на что я потратил время, пока ты сидел в баре? Весси больше не существует, его нет на свете. Никто еще не остался безнаказанным, предав меня! Но я предлагаю тебе сделку.

Глядя на жесткое выражение лица Гранди, Фрост понял, что все это правда.

— Даже убив его, — не сдавался он, — вам не избежать тюрьмы.

— Так нот, Фрост. Есть только один человек в Италии, который мог бы причинить мне неприятности, если бы не был моим лучшим другом. Я говорю о министре финансов. Даже если вы будете настолько глупы, что отправите копии переводов в страховое агентство, оно обязательно перешлет их министру, который просто сунет их в мусорную корзину. Дело в том, Фрост, что он тоже переводит часть денег в тот же банк и на тот же счет. Я помог ему в этом. В Италии никто не может причинить вред человеку, обладающему таким состоянием и властью, какими обладаю я!

— Если не подпишете, потеряете дочь. Меня не интересуют ваши махинации.

Гранди долго глядел на него, потом придвинул письмо к себе и подписал.

— Что ж, если хочешь. Когда я получу дочь?

— Как только перевод поступит в Цюрих, — торжествующе сказал Фрост, пряча письмо в карман.

— Боюсь, к тому времени моя дочь успеет умереть от старости, Фрост.

— Какого черта… — Фрост понял, что его каким-то образом провели.

— Вы плохо разведали обстановку. Счетом в банке Лугано распоряжаются трое, в том числе, как я говорил, министр финансов. Ни один из нас не может снять деньги со счета без согласия остальных. Так что на письме должны стоять еще две подписи. Могу даже назвать имена, но уверяю, они не подпишут. К сожалению, они не испытывают теплых чувств к моей дочери.

Фрост швырнул письмо Гранди.

— Вам лучше их убедить, иначе Джина не вернется.

— Напрасная трата времени. Двадцать миллионов для них гораздо важнее, чем жизнь моей дочери. Так что придется вам придумать что-нибудь другое.

— Мне надо переговорить с друзьями.

— Ты растешь в моих глазах. Вот мое предложение: вы вернете Джину не позже чем через четыре часа, а я нс буду возбуждать против вас дела.

— А деньги?

— Никаких денег, Фрост, — Гранди покачал головой. — Если вернете Джину живой и невредимой, не сдам вас в полицию, забуду эту историю.

— Не выйдет, Гранди. Нужны деньги. Скажем, пять миллионов. Ведь вам-то не жалко за свою дочь отдать всего пять миллионов, а?