Сделай это со мной снова (СИ)

— У меня уже все есть.

Это не похоже на обиду. Или на манипуляцию. А на что похоже?

Вот и пойми это племя!

Но я уже все равно заказал ей цветы с доставкой. А теперь меня парит, что не купил сам. Потому что Лилия истерила, что я не выбираю лично и не отдаю в руки. Я очень надеюсь, что Мия — не Лилия. Все равно я ни черта не понимаю в цветах. Логично, что их должен выбрать тот, кто в них понимает. Флорист. Вот выбрать бриллиант — пожалуйста. Это ко мне.

Но если Мие надо, чтобы я дарил цветы лично, я сделаю это, черт возьми!

— Может быть, ты чего-нибудь хочешь?

Отрицательно качает головой.

— Может свой десерт из гуавы?

Я запомнил, да.

— А какой любимый у тебя?

— Десерт? Не знаю. Я не особенно по сладкому.

— А какой был в детстве?

Я выдыхаю, вдруг понимая, что за ее отказами не стоит ни обид, ни желания что-то из меня извлечь. Она просто не хочет.

— В детстве я не ел десерты. Мама понимала рекомендации врачей буквально. Все сладкое было под запретом. Она не ела сама и не позволяла подавать к столу.

— Какой ужас…

— Почему? Она заботилась о моем здоровье.

Притормаживаю на последнем светофоре. Почти приехали.

— Куда смотрел твой отец?!

Тянется ко мне, снимает галстук. Расстёгивает пару пуговиц на рубашке. Лёгким движением разминает мое горло.

— Отец… В основном на биржевые сводки и на симпатичных шлюшек. К тому моменту, как я стал хоть что-нибудь понимать, он привел вторую жену в наш дом. Мы жили в одном крыле, они в другом. Всех все устраивало.

— И тебя?

— Я не знал, что может быть иначе.

— Какая странная у тебя семья.

Все гораздо сложнее, на самом деле.

— А у тебя? Не странная? Все было идеально?

— Нормальная… Мама с папой развелись и разъехались в разные страны. Они были очень разные. Их образ жизни не совпадал. Папа очень земной. Мама, наоборот, оторванная от реальности. Они часто созванивались, постоянно ругались из-за меня, говорили часами. Но я всегда чувствовала, что они любят друг друга. И меня. Мама больше не вышла замуж, папа — не женился. Мамы больше нет, а я все равно чувствую их вместе. Но я, наверное, уже рассказывала, да?

Молча пожимаю плечами, кивая одновременно.

Прокашливаюсь от неожиданного першения в горле. Потому что Мия с меня спросит потом за каждую ложь. И если самую главную я могу бесконечно оправдывать и требовать, чтобы она смирилась с этим, то вот такую маленькую ложь в некоторых деталях оправдать будет гораздо сложнее.

Мия сидит в телефоне.

— Какой у нас адрес? — выглядывает в окно, смотрит на номер дома. — Номер квартиры?

Выглядываем вместе в лобовое, наблюдая как на крышу садится вертолет.

— У моей квартиры нет номера.

— А если я хочу что-то заказать?

— На номер охраны. Он у тебя есть. Или на офис.

— Зачем так сложно?.. — ворчит она.

— Что ты хочешь заказать?

Не отвечает.

Поворачиваю в подземный гараж. Паркуюсь.

— Мы приглашены на семейный ужин сегодня. Я нашел причину не ехать. Но если ты хочешь увидеть как все устроено на самом деле… — зачем-то предлагаю я.

— Какую причину?

— Мм… — у меня не слишком сложный спектр причин, — "не хочу". Но если хочешь ты…

— Хочу. Но можно не сегодня? — ластится лицом о мою ладонь.

Тяну ее к себе, несколько раз целуя в губы. Поцелуи — это как наркотик. Пока нет — не надо. А стоит только позволять этому происходить — подсаживаешься. И чувствуешь дефицит.

Я начинаю чувствовать. Мне все время хочется… Меня ломает, когда я не могу это взять.

Мие и мне открывают двери. Мы выходим из машины.

— Хан, "новенькую" пригнали… — сдергивает чехол с новой тачки охранник.

Над ней зажигается свет.

Шикарный черный кабриолет с молочный кожей. Ограниченная партия. Индивидуальные примочки. Ждал его несколько месяцев.

— Нравится? — наблюдаю за взглядом Мии.

Кивает.

— Хочешь, будет твоя? Прямо сейчас загрузим твою биометрию. И никого другого она слушаться не будет.

Улыбаясь, отрицательно крутит головой.

— Почему?

— О ней нужно заботиться. А я люблю свободу.

— Очень плохо, — тяну ее в лифт.

— Что плохо?

Поднимаемся наверх.

— Мм… Что свободу. Во-первых, потому что её у тебя не будет. Буду я. Будет круглосуточная охрана. Будет практически всё. Но точно не свобода. А во-вторых… Я хочу, чтобы ты любила меня, а не её.

Хмурясь, гладит мое лицо.

— Мне кажется, когда-то ты сказал, что для тебя не важно — люблю ли я. Не могу вспомнить когда. Но помню, как ты говорил — голос, интонации, взгляд… Это меня обидело.

Сглатываю ком в горле.

Действительно — было.

— Это… было… Было, да. Вначале мне казалось, что это не важно. А теперь это важно.

Прижимается губами к моей челюсти ниже уха, заставляя обнять себя.

— Я бы разочаровалась, если бы это было неважным, — поцелуй в шею, в ключицу. — Не знаю, вспомнила ли я… Или влюбилась заново…

В груди гулко грохает. И мотор ускоряется, оглушая биением.

Потому что, у меня появляется надежда, что мы выплывем на нашем заранее пробитом Титанике. Даже не смотря на то, что вода уже в трюмах — Мия начинает вспоминать.

Мне хочется оглушить её ещё ненадолго. Мне надо чуть больше времени. На что?.. Никогда не думал, что заговорю такими категориями, но на "близость".

Двери лифта раскрываются, и я отмираю.