Сделай меня точно. Как репродуктивные технологии меняют мир

Эванс обратилась в Европейский суд по правам человека. Дело слушалось дважды: коллегией ЕСПЧ и Большой Палатой Европейского суда. Все дела в этих судах рассматриваются исходя из конвенции о правах человека. Судьи пришли к выводу, что нарушение конвенции отсутствует и права Эванс не нарушены. Несмотря на невозможность иметь собственных генетических детей в будущем, предоставить ей это право – значит нарушить права мужчины. Верховный суд заявил, что, относясь с огромным сочувствием к заявительнице и ее жизненным обстоятельствам, не может поступить иначе, поскольку принудительное отцовство невозможно. Согласие партнеров – обязательное условие для того, чтобы эмбрион жил и развивался дальше. Если половина согласия отозвана – оно недействительно целиком. «Решение очень изящное с точки зрения анализа права, – комментирует Зиновьева, – очень-очень маленькая российская практика в этом вопросе сегодня базируется на этом решении ЕСПЧ».

Похожее дело слушалось в Ростове-на-Дону в 2017 году. Эмбрионы хранились в клинике. Внезапно умер муж. Вдова решила сделать перенос – однако в договоре было сказано, что в случае смерти одного из них эмбрионы уничтожаются. Оспорить договор не получилось – он был волеизъявлением мужа. Тогда, подождав шесть месяцев, женщина обратилась с иском признать эмбрионы наследственным имуществом.

«Мне было жаль судью, – вспоминает Зиновьева, – у него было выражение лица „Почему я?“. Практики не существует, дело уникальное. Суд вынес такое постановление: эмбрион – объект с особым правовым режимом. Он не является наследственным имуществом, поскольку не является ни вещью, ни вещным правом, ни обязанностью, ни задолженностью – ничем из того, что „входит в наследственную массу“. Зародыш человека не может быть ни объектом наследования, ни предметом купли-продажи, как не может и переходить по наследству. Эмбрионы нельзя поделить между разными наследниками в разных пропорциях».

Вдова проиграла.

Проигравшие часто вызывают сочувствие, особенно если это взрослые женщины, которые уже не смогут сделать новые эмбрионы. Закон не делает скидок на пол и возраст. «Право не может поступиться ни буквой», – говорит Зиновьева.

СВИДЕТЕЛЬСТВО № 7

ИМЯ Элиза Штерн

ПРОФЕССИЯ

Фельдшер

МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА Бостон, США

ИСТОРИЯ Рак груди и уничтожение эмбрионов по требованию партнера

ГДЕ ДЕЛАЛА ЭКО США, штат Массачусетс, Бостон

СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Замужем

СТАЛА МАТЕРЬЮ В 41 год

ДОЧЬ Моав

На кинофестивале в Хельсинки я познакомилась с Ракель. Узнав о моих творческих планах, она дала мне телефон своей сестры Элизы, чью жизнь ЭКО превратило в триллер.

Бостон – город одиночек, как Нью-Йорк, Париж или Москва. Физиотерапевт Элиза Штерн, работавшая в частной клинике, была бы не против отношений, но они упорно не складывались. После 35 она забеспокоилась о материнстве – «А что, если я встречу любовь в 45 и уже не смогу?», – однако морозить клетки было слишком дорого. «Не скажу, что это распространенная тема в Америке. Очевидно, из-за заоблачной стоимости, больше десяти тысяч долларов».

Когда Элизе было почти 37, наконец случилась взаимность. «Он был на пять лет моложе. В момент нашего знакомства у него были неприятности, его только что уволили, он сильно переживал. Я его утешала. Мы стали встречаться, становились все ближе, а через полгода начали жить вместе». Криоконсервацию яйцеклеток в итоге пришлось сделать совсем по другой причине. В груди обнаруживают уплотнение. Берут биопсию и подтверждают диагноз: рак во второй стадии. Поскольку лечение может повредить репродуктивной системе, врачи предлагают Элизе заморозить клетки». ЭКО в США – дорогое удовольствие, однако рак – иное дело. В Америке есть то, чего нет в России: любой гражданин США, находящийся в репродуктивном возрасте, имеет право бесплатно заморозить биоматериал перед химиотерапией.

Итак, планы Элизы на ближайшие два года следующие: операция, лучевая терапия, восстановление. Не слишком заманчиво для отношений, нешуточная проверка чувств. «Думаю, он был напуган перспективой жизни с инвалидом. Он рассчитывал на другое».

Разговор об эмбрионах продиктовали обстоятельства.

«Я сказала ему о том, что перед операцией мне предлагают криоконсервацию. Что это, похоже, мой единственный шанс иметь детей. И пусть наши отношения не очень давние и крепкие, я решила предложить ему сделать процедуру».

Молодому человеку не нравилось ничего, связанное с искусственным оплодотворением. Он был верующим, из католической семьи. «С другой стороны, ему очень хотелось быть „хорошим парнем“, – вспоминает Элиза. – Он ходил со мной в больницу, общался с докторами. И согласился сдать сперму. Однако чувствовалось, что ему было не по себе. Он не знал, как себя вести».