Сделай меня точно. Как репродуктивные технологии меняют мир

С одной стороны, наследовать может «зачатый при жизни», а создание эмбриона – еще не зачатие. С другой – зачатие произошло до открытия наследства. «Наследственное правоотношение», то есть вступление в наследство, по российскому закону оформляется в течение шести месяцев. Если ребенок был зачат или рожден, когда наследство уже давно поделено, никто не будет делить его заново. Однако Сергей Жорин, основатель коллегии адвокатов «Жорин и партнеры», считает, что ребенок, зачатый до раздела наследства, может претендовать на свою долю. «Если зачатие произойдет в течение этого полугода (после смерти отца), я бы на месте будущей мамы оспорил бы вступление в наследство, подал бы иск, заморозил действие по активам», – заявил Жорин газете «Взгляд» [222].

«В ближайшее время нас ожидают интересные судебные баттлы, – резюмирует Зиновьева, – казус должен повлиять на практику, и это очень интересно с юридической точки зрения. Завидую судье, который будет рассматривать такие дела».

Часто звучит вопрос: есть ли у эмбриона юридические права? В конституциях Ирландии, Словении и Чили закреплено «право нерожденных на жизнь», то есть там запрещено уничтожать ненужные эмбрионы. Там, где права получает эмбрион, их теряет мать.

«Уникальный статус эмбриона позволяет примерять на него роли и объекта, и субъекта, – говорит Зиновьева, – как юридическое упражнение это интересно. Слава богу, Европейский суд признает за каждым государством право на самостоятельное регулирование этих вопросов. В России у эмбриона нет никаких прав и, я надеюсь, не будет. Есть мнения коллег, которые считают, что какие-то права должны быть ему предоставлены. Я же убеждена, что эмбрион – часть организма женщины. И пока плод не отделен от матери с точки зрения критериев живорожденности ВОЗ, которые полностью совпадают с критериями в приказе Минздрава РФ, – он тоже часть организма матери; и все его права поглощаются ее правами. Она может распорядиться им как считает нужным. У отца тоже нет юридического права на определение судьбы плода, несмотря на то что все религии считают иначе – но, к счастью, не законодательства. Субъектом права эмбрион не является и правами не обладает».

3. Деление эмбрионов партнерами

Рубрика «Однажды в Голливуде». Актриса сериала «Американская семейка» София Вергара и ее экс-бойфренд, бизнесмен Ник Лоеб, в 2013 году заморозили эмбрионы и спустя два года расстались. Ник подал иск в суд Луизианы, желая стать отцом детей, рожденных при помощи суррогатной матери. Вергара, вышедшая к тому моменту замуж за другого, добилась запрета на использование эмбрионов без ее согласия. Уничтожать их она, впрочем, тоже не спешит: эмбрионы продолжают храниться в клинике.

«Часто ли ваши пациенты не могут договориться, кто будет распоряжаться эмбрионами в случае расставания?» – спросила я Рене Фридмана. «О, это огромная проблема, – отвечает Фридман. – Перед криоконсервацией эмбрионов каждой паре дается на подпись бланк информированного согласия. Там есть графа, куда нужно вписать имя одного, кто будет нести ответственность за судьбу эмбрионов в случае развода. Примерно 20 % пар заходит в тупик на этом пункте. Никто не хочет уступать эмбрионы другому».

«Если женщина не до конца доверяет партнеру, ей лучше везде указывать себя как распорядителя», – уточняет репродуктолог Елена Мартышкина.

Есть печальные случаи. В 2015 году директор инвестиционной компании Стивен Финдли судился с бывшей женой Мими Ли. Перед лечением рака груди она заморозила пять эмбрионов. А когда вылечилась, муж решил развестись, поскольку встретил другую. Ли подала в суд, аргументируя иск последней возможностью стать генетической матерью. Финдли же ссылался на соглашение, подписанное при криоконсервации, – об уничтожении эмбрионов в случае развода. «Я не хочу детей вне брака, поскольку опасаюсь манипуляций со стороны матери», – прокомментировал он. Мими Ли проиграла: эмбрионы были уничтожены [223].

В 2017 году аналогичный процесс случился в России. Акбаевы из Черкесска делили эмбрионы, замороженные в петербургской клинике. Мусса Акбаев потребовал от клиники прекратить хранение эмбрионов после развода; в договоре было прописано, что достаточно просьбы одного. Клиника была уже готова ее выполнить, когда жена подала иск против клиники в Черкесский городской суд, требуя оставить эмбрионы ей. Было проведено несколько заседаний, итог – уничтожение эмбрионов, как было в договоре [224].

Ольга Зиновьева рассказывает о миссис Эванс из Великобритании, чье дело слушалось в 2004 году. Она лечилась от рака, ей посоветовали заморозить клетки, она жила с партнером, который убедил их оплодотворить; если яйцеклетки принадлежали только ей, то эмбрионы стали их общими. После ее лечения он обратился в клинику, требуя утилизировать эмбрионы.