Сделка 2 (СИ)

А однажды она ведь заговорит… И не намёками. Вот, что опасно. Эх, Борька. Может, мне она и навредит… Что будет, если в одну весну или осень у неё случится реальное обострение? Она ведь неконтролируема. Смогу ли вырулить и спустить всё на тормозах? Пока что, со стороны всё выглядело довольно безобидно, но я-то знала изнанку. Мне пугающе живо представлялся образ Риты, с нервным срывом, тыкающая на меня с бездоказательными провокационными выкриками. Она будет горячая и прямая. Я не смогу ей помочь. И подставит же щёку. И не так, как сейчас. А я ведь упеку её… Мне рисовались медбратья в белых халатах с их умно-внимательными глазами; скомканные и вытянутые лица окружающих, с этим налётом ожесточения, рождённым чувством личной угрозы.

- Чёрт, чёрт, чёрт! - вслух выругалась я, в приступе бессильной ярости аж дважды шмякнув руками об стол, что монитор подпрыгнул, а лотки с бумагами закосило.

“…Запереть её у себя дома и все вечера заниматься любовью…, - шёл во мне беспорядочный поток мыслей. - А по выходным сутками напролёт растворяться с её глазами, пальцами, губами,… О, это было бы божественное время!… Валя, что ты мелешь?!… Ну почему, почему мне досталась такая девочка?! Она ведь…другая. Где только была моя голова?… Валить, валить надо в Новую Зеландию, не раздумывая! Первое решение было самое правильное. Ведь я всё это раньше в уме разбирала, чем мне грозит связь с ней… Видно, аффект от сообщения о свадьбе позволил расслабиться”.

“А что, если она полностью реабилиторовалась? - озарил луч надежды. - Как я, со своими сжиманиями кулаков… Нет, то что в нас живёт, никогда не умирает. У меня же происходят внутренние перемыкания, будто мышечные сокращения; к горлу подскакивает навязчивый комок. Хотя внешне никак не проявляется. Это - глубокий психологический синдром, заложенный с детства… Я даже не знаю, что именно в Рите… Мириться с Катей?” Меня неприятно кольнула пошлость картины взрослой Катерины с маленькой Ритой. Но хлеще того, - Катерины, привязывающей девочку к батарее, - этот образ, неуклюже и рефлекторно рождённый в унисон собственным узурпаторским веяниям. Весь мой праведный гнев снова вихрем вскружил, забушевал внутри, опаляя рассудок едким ядом.

“Но как без Катерины? Лёше она ничего не скажет. Ритин дед, даже если найду его, вряд ли станет со мной разбалтываться… Сама она - непробиваемая… Человек закрылся и все тут… - рассуждала я. - Хоть шаманские костры разжигай, да взывай вуду…”

Я машинально запустила руку в пиалку, выудив орешек, и надкусила, невольно поморщившись от горьковатого привкуса.

========== Часть 3 ==========

***

- Алёш… - позвала я, когда молодой мужчина укладывал бумаги на мой стол.

Он молча застыл в позе слушающего, не поднимая головы и поджав губы. Сквозь жалюзи глядела смурная весна, грязнея меж зазоров, в сухую и тёплую, отрадно освещённую комнату кабинета. Два дня на улице продолжалась капель. Прошло чуть больше недели с тех пор, как здесь звенела пощёчина.

На днях я забрела в церковь. Повязала на голову шарф. Полагалась юбка, но мой зов в эту обитель, пропахшую ладаном и обогретую сотнями свеч, случился спонтанно, и я ступила, как была, в деловом костюме. Старушка в платочке укоризненно скосила на меня и прошла мимо, проникновенно кряхтя и что-то шамкая себе под нос. Я не была крещёной и неприютливо озиралась под сводами храма. Кто-то коснулся моих плеч и мягко направил вбок от входа, простирая дуновение паров вакха. Скользнув взглядом по моложавому мужчине, я с удивлением обнаружила на нём рясу, облекающую длинным подолом машистое движение ног. Запомнился прихожанин с странным блеском серо-голубых глаз. Ещё не пожилой, он имел лысину, обрамлённую “подковой” тёмно-русых волос. Когда я собиралась удалиться, он завёл беседу о возрасте, хмеле и пастырстве, общинной поруке и взятии грехов.

- Человек, за руку с Богом, не один, как кажется, против Легиона, - между прочим, обмолвил незнакомец.

Верила не словам его, глазам его верила. Я не стала приводить менее жертвенную версию роли священника по засвидетельствованию греха перед Богом и ещё более спорному кредо “разрешить” или “вязать”. Мы говорили некоторое время, а мне всё рисовались, крупно и ярко, римские солдаты.

Меньше всего я хотела, чтобы карающая рука, коснувшись Катерины, тронула Лёшу. Знаю, кровь взыграла: как это случалось, вне прогнозов “отдачи”. Я не видела вины за собой, но глядя на Лёшу, - видела.

- Ты передал тот пакет маме?… - спросила я.

- Она сказала, что, возможно, будет готова принять тебя, - коротко огласил Алексей, создавая усиленное ударение на спорной вероятности.

Меня проняло от его слов. А готова ли я - после всего, что узнала?

- Она не направляла какую-нибудь записку? - с надеждой поинтересовалась я.

- Она сказала, что, возможно, - он снова подчеркнул оборот, повторяя зазубренную фразу: - …будет готова принять тебя.

Мне ничего не осталось, как кивнуть. Лёша намерился идти.

- Ты состриг свой “хвостик” сзади шеи?

Когда-то я внесла свою лепту в его имидж.

- Да. Надоело! - занулил тему Лёша.