Сделка с профессором

Глава департамента замолчал и невидящим взглядом уставился перед собой. Эдман его не торопил и терпеливо ждал продолжения.

− Сейчас гвардия готовит масштабную военную операцию по искоренению пиратского поветрия в Северном океане раз и навсегда, − вновь заговорил Иксли. – Это держится в строжайшей тайне, поскольку теперь сложно доверять кому бы то ни было. Везде идут чистки. Мы арестовали уйму государственных служащих, замешанных в этом деле. Но главнокомандующий надеется истребить выродков и разыскать хотя бы часть пропавших дайн.

У Эдмана в душе поднялось необычайное волнение при упоминании о предстоящей военной операции. Он инстинктивно потер больше не беспокоившее его правое бедро. Теперь не было причин коротать свой век в отставке, и все чаще ему в голову приходила мысль, подать прошение о зачислении в ряды вооруженных сил. Но он боялся, что хромота может вернуться в самый неподходящий момент, и поэтому время от времени пользовался накопителями с маной Беатрис, надеясь в скором времени заключить с ней контракт и уже на законных основаниях получать ее энергию, оказывавшую столь удивительный эффект. О своем намерении держаться подальше от идеальной для него дайны, Эдман совсем позабыл и связывал свое будущее исключительно с Сонар, собираясь долгие годы держать ее возле себя.

− А что за ритуалы они проводили в закрытом клубе? – спросил он. – Зачем они истощали дайн?

– Знаешь, – поделился результатами расследования Вилмор, – этот Атли Баренс оказался невероятно талантливым зельеваром. Он смог создать особый напиток, позволяющий туманить дайнам разум, усиливать их способность накапливать ману и дарить девушкам ощущение эйфории. Напоив этим зельем дайну, максисы могли тянуть из них столько энергии, сколько хотели, и девицы с удовольствием им отдавали все до капли. Процесс передачи маны становился невероятно приятным для обоих, поскольку пили зелье оба, и многие максисы пристрастились к напитку, впав в зависимость, да и дайны тоже. Но Баренс ни с кем не делился секретом зелья и позволял его принимать только в своем клубе. И максисы готовы были на все что угодно, лишь бы снова получить настолько острые ощущения. Баренс тянул из них нужную информацию, а потом продавал ее заинтересованным лицам. Его целью было подчинение ближайшего окружения императора, чтобы с помощью первых максисов государства получать самые ценные сведения напрямую. Хвала богам, до этого не дошло, но он очень близко подобрался к Зигриду. Страшно подумать, до чего могло дойти.

Эдман вспомнил, в каком состоянии находилась Беатрис, когда он забрал ее из закрытого клуба, и внутри у него все застыло от осознания того, что грозило ей в том жутком месте. Он представил хрупкую, одурманенную девушку в руках Баренса, и содрогнулся.

– Удалось выяснить, чье тело подбросили вместо Сонар под стены Камелии? – спросил он.

– Один из максисов признался, что его дайна не выдержала бесконечных истощающих передач маны и умерла от кровоизлияния в мозг. Он испугался, что магическая комиссия начнет выяснять обстоятельства ее смерти, и попросил Баренса о помощи. Тот все устроил, максису никаких взысканий не назначили, а когда проверки закончились, Баренс забрал тело. В доме метрдотеля клуба были специальные помещения, где хранились и бутыли с зельями, и несколько трупов дайн. Баренс вообще мастерски разыгрывал разные спектакли, выуживая из закрытых школ учениц. Хотя нужно отдать ему должное, делал он это не часто и в разных провинциях. Чаще вообще поручал заключить контракт с определенной дайной своим сообщникам. Те выполняли распоряжение, а потом приводили нужную девушку в клуб и там делали все, что велит им Баренс за стакан чудесного зелья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     – Теперь понятно, почему император поторопился вынести приговор, – с угрюмым видом обронил Эдман.

– Правитель был в ярости, когда узнал, что творилось, считай, у нас под носом. Досталось всем, и мне в том числе, – Иксли сжал челюсти и потер шею неосознанным движением. – А потом потребовал, чтобы казнь состоялась как можно скорее.

– Всего за несколько седьмиц до празднования именин, – покачал головой Эдман.

– Тут уж ничего не поделаешь, – развел руками Вилмор. – Император наотрез отказался из-за торжества переносить исполнение приговора.

Вернувшись домой, Эдман заперся в кабинете и долго обдумывал все, что услышал от друга. Его беспокоили вовсе не результаты расследования, а Беатрис и ее патологическая жалость к негодяю.

«Нам предстоит наблюдать за казнью с двадцатиметрового расстояния, – одолевало его беспокойство. – Если Сонар устроит истерику в присутствии императора и его приближенных, ей никогда подобное не простят. Кто-нибудь вполне может обвинить ее в сочувствии преступнику и измене государству. Этого нельзя допустить».

Эдман пытался придумать, как помочь Беатрис пережить настолько болезненное для нее мероприятие, но в итоге пришел к одному-единственному выводу.