Сделка с профессором

– Все в порядке! – подбежала Беатрис к мединне Стуорд, склонившейся над кадкой с огромным вьющимся побегом, уходящим отростками к стеклянному куполу в вышине. – Она осталась довольна!

– Умница! – с затаенной гордостью ответила она, распрямляя натруженную спину и потирая поясницу тыльной стороной ладони, затянутой в рабочую перчатку. – Я в тебе не сомневалась. Как жаль, что мне не довелось увидеть конечный результат.

– Платье действительно преобразилось, – сказала Беатрис. – Только у меня не вышло сделать все, что мы наметили. Немножко времени не хватило.

– Думается мне, эта невежда ничего не заметила, – хмыкнула мединна Стуорд, стягивая испачканные в земле перчатки. – Ты хоть ела?

Беатрис покраснела и отвела взгляд.

– Д-да, не беспокойтесь, – запинаясь, отозвалась она.

Мединна присмотрелась к ней внимательнее, но не стала ничего выпытывать, и Беатрис вздохнула с облегчением. Она не смогла бы обмануть любимую преподавательницу, а рассказывать о профессоре совсем не хотелось. Вдруг мединна сочтет ее легкомысленной и дурно воспитанной особой?

– Хорошо, тогда пойдем, попьем чай, – сказала она. – Я как раз нарвала свежих ароматных листьев циндуса.

Беатрис с воодушевлением последовала за ней к специально оборудованной части оранжереи. В дальнем конце застекленного помещения была устроена импровизированная кухонька с небольшой жаровней, где мединна любила отдыхать после работы с растениями.

Они с удовольствием выпили чай и помолчали, каждая думая о своем. В сущности, их давние отношения вполне это позволяли, и такие чаепития им доставляли особенное удовольствие. Все же редко встретишь человека, с которым приятно поговорить, но еще реже сталкиваешься с теми, с кем легко и непринужденно можно ни о чем не беседовать, а просто предаваться собственным размышлениям.

Когда Беатрис вернулась в главный корпус, до ужина оставалось всего полтора часа. Но только она свернула к дортуару, как из темного закутка вышла Гренда и сказала:

– Долго ты, однако. Ну и как? Понравилось тебе Привиса развлекать?

   Беатрис вспыхнула и со злостью выпалила:

– Отстань от меня! Никого я не развлекала!

– Да неужели?! – вызывающе громко рассмеялась Фулн. – Я своими глазами видела, как ты входила в его апартаменты. Так что не разыгрывай из себя невинную овечку.

Оправдываться Беатрис не собиралась, да и в случае с Грендой это было бесполезно. Она все равно не поверит, а потом еще извратит сказанное самым отвратительным образом.

– Молчишь? – усмехнулась Фулн. – И правильно делаешь. Теперь если не хочешь, чтобы о твоем позоре узнала вся школа, будешь выполнять за меня все практические на знахарстве и решать задачи по арифметике.

– Не дождешься! – прорычала Беатрис и бросилась к двери в спальню, но открыть ее не успела.

– Так значит?! – с ненавистью прошипела Гренда. Она вцепилась Беатрис в локоть и с силой сжала его. – Ты пожалеешь! Как думаешь, долго дуреха Элиза будет с тобой дружбу водить, когда узнает, что ты с Привисом шашни крутишь? А Жози? Она ведь уже видит себя если не его женой, то хотя бы содержанкой.

И Фулн закатилась таким неистовым, чудовищным смехом, что Беатрис в ужасе бросилась вперед и быстро скрылась в дортуаре.

К ее неимоверной радости общая спальня оказалась пустой. Одноклассницы, должно быть, ушли в классную комнату выполнять домашние задания, да и Жози, скорее всего, уже вернулась из Финара и как обычно присматривала за ними, делая замечания по поводу и без. Беатрис прошла к своей постели и увидела, что та заправлена новым бельем, на тумбочке ни пылинки, нижнее белье, полотенце и банные принадлежности аккуратно сложены в изголовье и ждут свою хозяйку. Слезы благодарности дорогим подругам за такую предупредительность и заботу выступили у нее на глазах.

Беатрис не стала долго задерживаться, прошла в конец спальни и открыла стоявший у стены огромный шкаф, где адептки хранили личные вещи. В дальнем уголке ее полки лежал сверток, скрытый от любопытных глаз девчонок коробками, она достала его и развернула. В ее руках оказался тот самый, подаренный когда-то Берту платок, безвозвратно испорченный и окончательно посеревший от времени, в нем был спрятан медальон, врученный бабушкой перед смертью, – единственное, что еще напоминало о той жизни, что Беатрис поклялась навсегда оставить в прошлом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В металлической, изрядно потемневшей оправе покоился эмалевый портрет-миниатюра, изображавший молоденькую русоволосую девушку с удивительно крупными темными глазами в простом сером платье. На груди прелестницы красовалась брошь в виде веточки с ягодами из бордовых самоцветов, а высокую прическу поддерживала диковинная, с точно такими же камешками заколка, по форме напоминавшая ракушку.