Себя преодолеть

— А-а... — сообразил Стэнли. — Допинг... — И задумался. Он вспомнил длинные серые дни, похожие один на другой. Постылую и нелюбимую работу. Вечные, мелкие, как мошкара, заботы. Среди воспоминаний один спорт вызывает сильное и полнокровное чувство. Как выразить это словами, если вся жизнь в нем!

Рассветы — тысячи утр... В горло не лезет кусок хлеба, в глазах — сон. Будь проклят мир — так хочется спать! Пустые улицы, сиротливые фигуры дворников. И унылые люди. Их мало в ранние часы. Но они злы и безучастны ко всему. И механически выполняют то, что требует жизнь. Идут, едут, читают газеты, дремлют. А потом работают, чтобы завтра все повторилось. И ради этого повторения живут... Виколь вспомнил родные горы. И даль, которой нет конца и начала. И чистый воздух, которым люди внизу давно отвыкли дышать. И белые облака, и шум ручья, срывающегося с пятиметровой высоты. И его холодные струи...

Вот поэтому он и полюбил спорт. Это и родные горы, и даль, и ворчание студеного водопада.

Виколь вернул таблетки старику.

— Не надо. Я не ребенок в спорте. Перепробовал и испытал все. Знаю, что к чему. Ненависть — превосходный допинг.

Шорт не поднял штанги. Да и не пытался ее поднять. Победа обеспечена: противник загнан на чудовищный вес.

Когда вызвали Виколя и он появился на сцене — взъерошенный, с сумасшедшими глазами, Шорт решил остаться. «Все равно вызовут для награждения». И отошел к занавесу. Ему хотелось полнее насладиться триумфом, увидев собственными глазами унижение врага.

Массажист не пошел на сцену. «Не поможешь ему ничем». Устало присел на стул. Дерево еще хранило тепло, хотя Стэнли уже наверху. Аккуратно сложил его костюм. Потрогал рукою коробку и пожалел: «Зря парень отказался, иногда ведь помогает». Мимо прошел менеджер. Взобрался на лестницу и, приподнявшись на цыпочках, замер в ожидании. Старик с отвращением сплюнул и отвернулся.

Упругий и по-змеиному изящный гриф.

Стэнли шевелит пальцами и слышит, как скрипит магнезия. Теперь он натер руки за кулисами.

Пронзительный свист. Стэнли смотрит в черноту зала. «За что они меня ненавидят? Что плохого сделал им?»

Публику невозможно успокоить. «Шорт!» — то и дело прорывается чей-то крик. Шорт скромно улыбается. И зал отвечает взрывом одобрения: «Браво!»

Они не хотят видеть Виколя.

«Грязные твари! — Стэнли обводит первые ряды взглядом. Враждебные лица. Или не замечают вовсе. — Да, Шорт красив. Но это же не все. И не это главное. — Приказал себе: — Я должен, обязательно должен выиграть. Я докажу, кто человек самой высокой породы и чистой крови! Вор со смазливой мордой или...» — Стэнли не закончил фразы. «Докажу!» — ширилось и разливалось злое и едкое чувство.

«До-ка-жу, до-ка-жу!» — билось оно в такт с сердцем. И с каждым мгновением все громче и громче.

Стэнли по-своему относился к таким словам: сейчас он или победит, или погибнет. Но штангу поднимет. Поднимет во что бы то ни стало.

А живое «я» — кровь и плоть — не могли согласиться. Ужас сковал руки. Расслабленные, они болтались вдоль туловища.

Он зажмурился и помимо воли увидел лицо Шорта, растянутое учтивой улыбкой. Барахтались, всплывая и исчезая, лица друзей, старика, менеджера...

«Докажу!..»

Мертвый, бездушный гриф наполнился кровью. Кровь заструилась, толкая и обжигая ладони. Стэнли сдавливал и сдавливал железо пальцами. Он прирос к штанге всем телом до единой клеточки. И гриф тоже плоть. Его руки.

Даже дрожание ресниц и прерывающийся долгий крик поднимали штангу. Она тянула к полу. Выламывала суставы. Останавливала дыхание. Но все-таки ползла вверх. Виколь тащил ее, как волокут умирающего друга: сил нет, а несут.

Огромная штанга на груди у человека. На концах ее — большие круглые диски. Их много. Они сгибают стальной гриф, разрывают сердце, легкие, голову, сплющивают позвонки и суставы. Но человек встает!

Виколь вытолкнул штангу на прямые руки.

Робкий хлопок. Движение и шум. Затем что-то невообразимое!..

Стэнли удивляется: «Непонятно! Несколько минут назад прогоняли меня, а сейчас...» И все же он не оглядывается. «Вот вам! Я доказал, доказал!» И вспоминает, как они ненавидели.

«Сила сломала волю этих людей. Что бы мне теперь ни говорили, я знаю: люди почитают сильных. За ними следуют все. — Он усмехнулся. Сжал кулаки. — Даже — за просто сильными!»

Метнулся взгляд серых и очень испуганных глаз.

Виколь поймал Шорта за плечи.

— Что? — На скулах Шорта бегают желваки. — Что?

Виколь тянет его за плечи. Вглядывается в каждую черточку ненавистного лица. Ищет раскаяния.

— Дрянь, вор! — бормочет Стэнли. — Тальк подсунул, эх! Что же вы все молчите и молчите, Шорт? Так невежливо. Куда же вы? — Стэнли Виколь смеется. — Господин Тальк!

Но спина Шорта, мелькнув, пропала в толпе.

1961 г.

Коммивояжер Беренс

И будет жить, и будет видеть

Тебя, скользящую вдали,

Чтоб только злее ненавидеть

Пути постылые земли.

А. Блок