Нет, Григорий Назарович прав. Допинг не победа. Уродство с пеной и загубленным здоровьем. Не позавидуешь «Мыслителю».
«Уходите же!» — чуть не вырвалось у меня вслух, когда я услышал его имя.
До сих пор помню безумные, выпученные глаза, Он отчаянно пытался выстоять и не упустить штангу с груди.
«Безнадежно! — так и рвался крик: — Брось Брось! Из такого положения выкарабкаться нельзя!»
Зрители вопили: «Давай!..»
Девушка рыдала.
Черт побери, как медленно он падал на колени! Что за связки и мышцы нужно иметь, чтобы проделать такой фокус! Иногда ему удавалось приостановить падение. И тогда он кричал, разрываемый изнутри огромным напряжением.
В зале стоял такой гам, что никто не услышал истерического крика моей соседки.
Удар! Штанга вырвалась из рук и скатилась с помоста на сцену. Ассистенты проворно подхватили ее и поволокли на прежнее место.
И вдруг парень ринулся к штанге, стиснул гриф ладонями и застонал в припадке бессильной ярости.
Поддержать его не успели. Он странно перекривился, скорчился и грохнулся на помост.
К счастью, девушка не видела этого. Она уткнулась в колени и всхлипывала.
Я поднялся и быстро пошел за кулисы — узнать, как серьезно все это.
Они стояли в коридоре. Тренер, седой верзила, угрюмо натирал ему виски нашатырным спиртом. Какой-то незнакомый парень расстегнул ему ремень и сматывал бинты с кистей. Сновали люди. Иногда они дружески шлепали его по голым плечам. Он тупо озирался и молчал.
Потом его снова скрутила судорога. Он задергался и сполз по стене на пол.
Я смотрел на бьющееся в руках людей крепкое белое тело, и в голове навязчиво стучало: «Допинг, допинг...»
Я заглянул в нашу раздевалку.
— Видал? — спросил тренер. — Так-то, брат... А теперь дуй в отель, хватит здесь околачиваться.
«Надо очень желать победы, чтобы отважиться на такой риск, — думал я по дороге в гостиницу. — В отлаженный механизм вливается яд. И все это: чрезмерное усилие от яда и сам яд — разваливает организм».
Спустя несколько дней я еще раз повстречался с ним, но уже в отеле. Это было утром в день отъезда. Он спускался по лестнице навстречу мне с невысокой худенькой женщиной. Мы поздоровались.
— Вы тогда видели меня в комнате и, разумеется, догадались, что к чему? — спросил он без обиняков. И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Говорят, что вредно. Я и сам знаю, что это, — он произнес какие-то мудреные латинские слова, — не райские кущи. Но как выбиться в люди?.. Плевать мне на здоровье! Здоровье нужно для жизни. А я ненавижу такую жизнь. Она тоже допинг, только в маленьких, беспрерывных дозах. Жить наугад. Вечно охотиться за деньгами. Экономить на еде. Пресмыкаться, боясь обмолвиться. Не правда ли, достойная и счастливая жизнь? А, Кристи?
Женщина порывисто вздохнула и с вызовом посмотрела на меня. Я узнал в ней соседку по трибуне. — Вот так, дружище. До свидания. Gооd luck! [3]
Он ничего общего не имел с тем человеком на помосте. Спокойные голубые глаза. И главное — уверенность в себе. Она сквозила во всем. В жестах, спокойной, неторопливой речи. В прямом, смелом взгляде.
— Gооd luck! — машинально повторил я.
— Все к чертям! — крикнул он уже снизу и засмеялся.
Я поднялся в свой номер. Наспех сложил чемодан. Через полчаса команда собиралась внизу. Массивный кубок — за личное первое место — был размером с бетонную садовую урну. Я не знал, что с ним делать. Везти эту уродину, даже если она приз, на аэродром? Но как?
Я позвонил горничной. Пришла молодая некрасивая женщина. Я сунул ей кубок в руки и жестами попросил помочь. Она очень ловко все сделала. Упакованный кубок походил на небольшой саквояж.
Я взял чемодан и кубок и вынес их в коридор. Затем отдал ключи горничной и сказал: «До свидания! — И еще, не знаю почему: — А тебе удавалось счастье?»
Она ничего не поняла из незнакомой русской речи. Сделала книксен и ответила заученно быстро: «Спасибо, господин».
Я кивнул ей и поспешил вниз. Там ждали меня друзья.
1963 г.
Судьба тяжелая, как штанга