Седьмая тень

Вода нагрета уже была, руки вымыл, обработал водкой их и рану, ввел раненому обезболивающее, что в аптечке было, и подручными средствами, какие нашел у хозяйки, осторожно вынул остатки стрелы. Стрела вошла глубоко, но легкое было задето не значительно, других тяжелых повреждений я не нашел. Только крови он потерял много. На свой страх и риск, способом прямого переливания, одноразовым шприцом, влил ему своей, у меня первая положительная группа крови, – пояснил Роману Северский. Бога молил, чтобы совпала. Рана большая, зашивать нужно, а чем, в аптечке ничего подходящего не нашлось, у хозяйки только шерстяная пряжа, да холсты домотканые. Решение пришло как-то внезапно. Смотрю волосы у нее длинные, густые из-под платка выбиваются. В общем, взял я несколько волосков ее, обработал их, и наложил швы.

Мужик терпеливый оказался, заложил я ему в рот ложку деревянную, он не стона не издал, только ложку пополам перекусил. Зеленкой рану я ему обработал, перевязал бинтами из аптечки. Хозяйка настой травы какой-то ему дала, да в рубаху чистую с косым воротом переодела. Достал я плитку шоколада дал раненному половинку, чтоб сил прибавилось. Съел он ее с недоверием, а оставшийся кусочек в обертку аккуратно завернул и за пазуху засунул.

Переложили его на кровать, а он мне говорит: «Знахарь, диковинно ты врачуешь, да и платье твое чудно. Христианской ли веры ты?». Отвечаю ему: «Дед был Православным христианином, а я в церковь сам не хожу и о Боге вспоминаю только в трудные минуты жизни». А он мне и говорит: «Верить надо, мил человек, за веру святую славные сыны русские головы свои сложили. Без веры не будет Руси нашей». Протянул руку к груди своей, на ней кожаный мешочек на шнурке висит. Сдернул мешочек он с себя и отдал мне. «Пусть вера поселится в душе твоей», откинулся он на подушки и уже в полудреме спросил меня: «Кличут-то тебя как, знахарь?». «Иваном», – отвечаю. «Тезка значит, – я тоже Иваном наречен, по прозвищу «Северный», – представился он, и провалился в сон, дыханье его стало ровным.

Очень мне хотелось пить, сказывалась многочасовая усталость и напряжение, женщина налила мне отвара, я сделал пару глотков, и, наверное, отключился. Во сне видел, как полчища татаро-монгол подступают к старинному городу. Как сражаются с ними у стен его русские богатыри, и как не хватает сил у них отбить атаку многотысячного врага. Тогда крикнул князь своему помощнику, чтобы нашел он «Северного» Ивана, и сказал ему, чтоб скакал он за подмогой. Потом видел я этого Ивана, отбивающимся от десятка вражеских воинов, видел, как скачет он к лесу, чтоб укрыться в нем. Как те пускают стрелы и копья в след ему. А князь молится Пресвятой Богородице, чтоб дошел Иван, и подмогу успел привести, чтоб спасти город и не дать народ русский на растерзание врагу.

Проснулся я от того, что кто-то расталкивает меня и трясет. Открываю глаза, стоят мои товарищи и смеются. А я около костра лежу на мной же приготовленной лежанке, костер горит, чайник кипит. Стал спрашивать, где их почти двое суток носило. А они мне отвечают: «Что они уходили всего на три часа, до озера дошли, да обратно вернулись». Я им говорю: «Что вчера весь день их искал, и к озеру ходил, и звал, а до этого всю ночь костер жег, ждал, когда вернуться». А когда они обнаружили, пустую бутылку из-под водки, то и вовсе на смех подняли: «Мол, бутылку водки одному выпить, еще не то померещиться». В общем, не поверили они мне. Но я-то знаю, что не пил. И вот тут я вспомнил чай Лили, ну думаю, не иначе мне из-за него все померещилось, и даже согласился в душе с ребятами. Так мы ничего и не настреляли, переночевали в лесу, утром еще раз к озеру сходили, оно оказалось немного меньше, чем мне приснилось и уже черным и гладким не выглядело, торчали из него сломанные ветки деревьев, поросшие мхом, а по форме оно напоминало скорее неправильную запятую, чем правильный овал. Отражалось в нем синева неба, да рваные облака, плывущие по нему. Я невзначай спросил Аркадия: «Нет ли здесь деревянного дома и не живет ли в нем женщина лет пятидесяти?». На что он мне ответил: «Что да, есть знахарка по имени Лукерья, но живет она не здесь, а по другую сторону леса, что она последняя из староверов, которые жили в лесу еще до революции. Подлинной ее истории никто не знает, живет и живет себе, никому не мешает, наоборот, людям помогает, болезни разные лечит, травы собирает. Народ к ней часто ходит, особенно когда врачи бессильными оказываются. Говорят, и ее бабка тоже знахаркой была».

Когда вернулись в город, я об этом и думать забыл, только девушка Лиля из головы не шла. Словно приворожила меня. Я не есть, не спать не мог. Выходных было мало, никак не вырваться, тут осень подкатила, потом зима, руки сломанные, ноги, аварии разные, я уж и не говорю о язвах и аппендицитах.