Седьмая тень

Рябинин как загипнотизированный вышел из машины и пошел вслед за черной фигурой в старом дождевике с капюшоном. С дорожной насыпи по тропинке спустились вниз. Дождь, который минуту назад лил, как из ведра, резко прекратился. Черная фигура, шедшая впереди Рябинина, прихрамывала на левую ногу, и опиралась на клюку. Он так до сих пор и не определил, ее пол.

Было так темно, что Рябинин шел скорее на звук, издаваемый шедшей впереди него фигурой в плаще, наступающей на маленькие веточки и сброшенную листву деревьев.

Деревянная избушка возникла, словно из неоткуда. Как только фигура открыла дверь, в комнате загорелась свеча, стоящая на столе, а на улице снова полил дождь. Рябинина словно парализовало, он не мог взять в толк, как свеча могла загореться, если фигура еще к ней даже не подошла. Холодный пот заструился между лопаток Рябинина, он машинально стал нащупывать кобуру с пистолетом, но руки не слушались его, а плетьми поднимались и снова свешивались вдоль тела.

– Проходи мил человек гостем будешь, садись к столу вечерять будем, – снова проскрипела фигура.

Ноги Рябинина стали ватными и словно приросли к полу. Он повернул голову в сторону голоса. Фигура скинула плащ, и постукивая клюкой прошла к столу и села на лавку.

– Садись, чего стоишь к полу прирос что ли? – засмеялась она.

От этого смеха у Рябинина мурашки пробежали по коже.

– Кто вы? – еле выдавил из себя он и не узнал собственного голоса.

– Я, Недоля твоя!

– заскрипела фигура, и снова засмеялась. – Эй, Филька, подавай на стол, спишь что ли? – прикрикнула она на кого-то невидимого. – А ты проходи, садись, да не трясись ты, как осиновый лист –снова обратилась она к Рябинину.

Рябинин сел за стол напротив фигуры, чтобы наконец-то определить кто перед ним. Это было существо невысокого роста, одетое в домотканое рубище, с длинными седыми космами и крючковатым носом, на верхней губе был толстый рубец, на бороде сидела мерзкой лягушкой коричневая бородавка, из которой торчали седые волоски, один глаз был перекошен и зиял бельмом. «И все-таки, это женщина», – решил про себя Рябинин.

На столе чудесным образом стали появляться предметы кухонной утвари: медный самовар, берестяные кружки и туесок с медом, блины, сметана, жареная рыба. От всего этого изобилия у Рябинина потекли слюнки, а желудок, предвкушая еду заурчал, как голодный кот. Кто-то невидимый налил ему в кружку кипятку пахнущего разнотравьем.

– Извиняйте, кофю нету! – проскрипела Недоля и снова залилась истеричным смехом, от которого у Рябинина в буквальном смысле слова волосы становились дыбом. Когда она просмеялась, то снова обратилась к нему:

– Бери блинок, Егорушка, Филька большой мастер по ним, в смятанку макай аль в мядок, да чайком запивай, – подставляя к нему поближе миску с блинами, проскрипела старуха.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – поперхнулся и закашлялся Рябинин.

– Как же мне не знать про тебя, коли я Недоля твоя? Я все про тебя знаю, даже то, что ты сам про себя не знаешь, – ответила она.

Рябинин взял блин и макнул его в сметану, но его руки так дрожали, что он боялся, что не попадет блином в рот. Сметана густой каплей сорвалась с блина, и чуть было не упала на джинсы Рябинина, если бы кто-то незримый не преградил ей путь миской. Рябинин выронил блин, и он тоже попал в миску, висящую в воздухе между ним и столом.

– Что это за чертовщина? – опять не своим голосом вырвалось у Рябинина.

– Не бойся, это Филька. Домовой. Он по хозяйству мне помогает. И обращаясь к «невидимке» добавила, – да покажись уже, хватит его пугать, а то не ровен час наложит в штаны с испуга, – снова засмеялась Недоля.

«Невидимка» обрел очертания маленького старичка, ростом с четырехлетнего ребенка, с обширной лысиной и окладистой курчавой бородой почти по пояс. Нос картошкой, расплывшись на пол лица, издавал посапывающий и похрюкивающий звук, длинные косматые брови свисали паклей со лба и закрывали маленькие глазки. Одет он был в пижамную рубаху в синий горошек, перетянутую детским красным, вязаным шарфиком, обут в рванные комнатные тапочки, размеров на пять больше, чем требовалось.

– Садись за стол, что стоишь, как не родной? – снова скомандовала старуха.

Домовой Филька принес большую подушку, взгромоздил ее на лавку и сел на нее рядом с Рябининым.