Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Сегодня Вера Михайловна Николашина — заместитель председателя областного совета союза, член городского. У нас в Обнинске зарегистрировались пока 140 бывших малолетних узников Бухенвальда, Дахау, Майданека, других концлагерей (сколько же их было!).

11 апреля, в Международный день освобождения узников фашистских концлагерей, городской совет союза организовал торжественный вечер, на котором им вручали ветеранские медали, выпущенные к 50-летию Победы. Были представители горадминистрации, председатель городского Совета ветеранов, другие гости. Одна из них в конце с горечью заметила: «Какие-то вы все «забитые», слишком уж застенчивые». А они действительно принимали медали со слезами, поверив, что перестали быть людьми второго сорта.

Родина, о которой дети мечтали за колючей проволокой, в имениях «сверхчеловеков», на подземных заводах, много лет вела себя с ними как ворчливая мачеха: из дому не гонит, и пирожка не дает. Настало время отдать этим людям сполна хотя бы долг уважения. Они должны жить как можно дольше, потому как остаются на смену фронтовикам живыми свидетелями бесчеловечности второй мировой войны и противозаконности всех других войн, настоящих и будущих. Никакие цели не могут оправдать истязание детей.

Я обязательно найду дочери книги о «фабриках смерти». Она должна знать о войне все, не надо оберегать наших детей от ТАКОГО знания. Да, оно больно ранит, но такие раны во благо. Если в юном сердце останется эта боль, будут жить память и надежда на то, что майданеки и бунслау не повторятся.

Часовитина Е.

(Статья «Детство, опаленное войной» из газеты «Обнинский строитель» от 9 мая 1995 года).

За колючей проволокой

Никуленко Александра

г. Киров Калужской области

Война пришла на Белорусскую землю настолько быстро, что люди даже не успели сообразить, что происходит. В панике началась срочная эвакуация. Наша семья не успела уехать сразу, а когда нам дали подводы, запряженные лошадьми, было уже поздно, немцы окружили Кричев.

Доехав до Рудни, мы поняли, что дальше путь закрыт. Домой возвращались уже пешком. К тому времени фашисты обосновались в городе и хозяйничали вовсю. На главных площадях были установлены виселицы. Вешали всех, кто хоть чем-то не приглянулся «новым хозяевам»: партизан, коммунистов, членов их семей, тех, кто осмелился высказать свое мнение. На территории Кричева было три лагеря, где содержались пленные. Один из них — лагерь смертников. Я находилась в лагере смертников четыре месяца. Мне было тогда 16 лет. Дважды меня вносили в список для угона в Германию. Оба раза знакомый полицай передавал матери это сообщение. Я сразу убегала из дома. Сначала пряталась у знакомых, но позже все стали бояться пускать меня в дом, поскольку за это могли казнить.

Моя мама работала на спиртовом заводе, в цехах стояли огромные чаны, и в одном из них она меня спрятала. Мне было холодно, я промерзла и мне стало страшно. Задремав немного, я проснулась от того, что по мне ползали пиявки. Выскочив из чана, я помчалась куда глаза глядят. Больше я скрываться не могла. Вышло постановление, по которому за неявку в комендатуру одного из членов семьи всю семью приговаривали к смертной казни. Меня поймали, долго допрашивали, пытались что-то узнать о партизанах. Потом отправили в лагерь смертников.

Ежедневно там умирали не менее десяти человек. Люди предпочитали смерть, ибо условия содержания были невыносимые. Многие пытались бежать, но почти всегда их настигала вражеская пуля. И все же я решилась испытать судьбу. В апреле месяце фашисты отмечали какой-то свой праздник. В тот день немцы были все пьяные и охранники тоже. Я взялась вынести парашу. Когда я оказалась на улице, то бросилась бежать. Не помня себя, я мчалась по улице. Навстречу попался старичок с пустыми ведрами, я ему объяснила, что бегу из лагеря смертников. Откуда только у старика взялись силы. Он бросил ведра и вместе со мной побежал к дому. В тот день он спас мне жизнь.

Через некоторое время я опять попала в руки фашистов. Меня закрыли одну на втором этаже здания, ко мне никого не допускали. Лишь однажды родственница уговорила знакомого полицая, чтобы хотя на несколько минут разрешили свидание с племянницей. Она принесла два пузырька: в одном капли, в другом мазь и объяснила, что этим надо закапать глаза и смазать тело. Оно покроется краснотой, а фашисты страшно боялись всякой заразы. Я смазала тело мазью, закапала в глаза. Всю эту ночь я не спала, мое тело покрылось волдырями, глаза слезились. К утру покраснение прошло, словно ничего и не было.