Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Нашу группу погнали за немецкими повозками. На одной из них лежал раненый партизан, раздетый догола, а на улице стоял сильный мороз; умер он на полпути до станции Бычика. Там полицаи сняли с нас все что могли, с меня — бабушкины валенки, а вместо них дали деревянные башмаки без пяток. Женщины, видя это, обмотали мне ноги тряпками. После обыска нас погрузили в товарные вагоны и повезли. Сколько было слез, сколько горя... Привезли нас в Витебск и поместили в грязные вшивые бараки. То и был концлагерь, отгороженный в два ряда колючей проволокой с вышками, прожекторами и овчарками. В бараках стояли трехъярусные нары... Помню, было много крыс. Ночью они прыгали на нас и почему-то непременно лезли именно к лицу. Я плакала, было очень страшно, особенно ночью.

Кормили нас раз в сутки баландой из гнилой картошки, очисток и всяких несъедобных отходов. На всю жизнь запомнилось синее скользкое мясо дохлых лошадей и копыта, выбрасываемые из котлов во время раздачи баланды. Хлеба давали по 100 граммов, а состоял он из опилок или овса.

Каждый день — работа. В половине седьмого — подъем, попьем воды, а час спустя под конвоем автоматчиков с собаками отправлялись на работу. Наравне со взрослыми чистили снег на железнодорожном полотне, мыли казармы, пилили дрова и копали рвы для покойников. Кожа на лице и руках от постоянного холода и непосильных нагрузок дубела и синела.

Пробыла там до зимы 43-го. А в конце декабря вместе с другими попала в Полоцк, где был пересылочный концлагерь, откуда увозили в Германию. Пришлось пройти через допросы, и если узнавали, что кто-то из партизанской семьи, то сразу же куда-то уводили. Что скрывать, было и предательство...

Меня в Полоцке забраковали из-за обмороженных ног, рук и чесотки. Кроме того, я была в болячках. А поскольку немцам все же нужна была рабочая сила, то они чесоточных заставляли лечиться. Полицаи приносили ведра с черной мазью, загоняли в отдельные блоки, заставляли раздеваться и натираться ею. За непослушание били плетками. У меня от этого осталась покалеченной левая рука. Всех забракованных отправляли в товарных вагонах на станцию Лесная Барановичской области (это 337-й концлагерь военнопленных). Там-то я и встретила свою маму.

Здесь наблюдалась все та же картина: колючая проволока, автоматчики с овчарками, прожектора, бараки. Там умер родной брат и двоюродные брат и сестра.

Освободила нас Советская Армия в июле 1944 г. Таким образом, в концлагерях на территории Белоруссии я пробыла два года — с ноября 42-го по июль 44-го. Это время стало жутким потрясением и для меня, и для моих родных.

Война — это нехорошо!

Петухов Иван Ильич

ур. с. Милеево Хвастовичского р-на Калужской обл.

Шел 1941 год. Сдав экзамены, мы, семиклассники, пошли в школу за аттестатами. Получив аттестаты, идем домой. Видим, бегут дети младших классов и наперебой кричат: «Война началась, на нас напали немцы, мы сами слышали по радио в сельсовете».

Это безумство, думали мы, такая маленькая страна и посмела напасть на нас. Все село Милеево было настроено патриотически, а мой покойный дядя Антон Васильевич, услышав об этом, возбужденно говорил: «Мы этого Гитлера из Берлина в мешке привезем».

Время шло быстро, в Милееве появились беженцы из Минска, добирались кто на чем и рассказывали страшные истории о бомбежках дорог и стрельбе из пулеметов по беженцам. Вскоре появились слухи о том, что немцы уже в Брянске, никто не мог поверить в это, что в столь короткое время немцы добрались до Брянска. Но вот мы стали слышать отчетливо взрывы бомб и артиллерийские выстрелы, а потом пулеметные и автоматные. Бои проходили совсем близко. Это сражалась 50-я армия, находящаяся в окружении и билась насмерть с фашистскими захватчиками. Сутками шли колонны красноармейцев со стороны Хвастовичей на Белев. Раненые красноармейцы лежали на повозках, здоровые шли пешком. Взрослые недоумевали, как могло случиться, что немцы в короткое время дошли до нас? Под вечер мы заметили: в стороне Хвастовичей поднялся огромный столб дыма, это горели Хвастовичи, подожженные немцами. А когда я гнал гусей с луга домой, вижу едут два всадника на больших конях с короткими хвостами. Таких мне не приходилось видеть в жизни. Это оказались немцы. Спешившись и лопоча между собой что-то, вынули пистолеты и начали расстреливать моих гусей. Били в упор, летел пух по полю, а гуси не падали, разбегались. Но потом я заметил несколько убитых гусей. Немцы забрали 8 штук, привязали к седлам и поехали.

Дома тоже ждали меня неприятности. Покойная мать набросилась на меня с упреком: «Как ты мог позволить немцам взять столько гусей!» А что я мог противопоставить этим бандитам?