Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

В Берлине наблюдался переполох. С утра до вечера улицы были заполнены беженцами. На тележках, детских колясках они везли и несли самое необходимое. Покидали Берлин, уходя на Запад. К систематическим бомбежкам Берлина мы за три года привыкли. Но теперь к бомбежкам присоединились взрывы артиллерийских снарядов. Фабрику, где мы работали, разбомбили. Берлин лежал в страшных руинах, наполненных дымом и гарью. Местными были устроены баррикады-завалы, чтобы не могли пройти русские танки. На перекрестках дорог были врыты танки, виднелись одни башни. Кругом все горело. Берлин находился в состоянии агонии. 19 апреля прозвучала последняя воздушная тревога, и не было отбоя до прихода Красной Армии и взятия Берлина.

В ночь на 22 апреля, как я потом узнал, в день рождения Владимира Ильича Ленина, к нам ночью пришла русская разведка — пять человек. Это были красноармейцы, в которых трудно было узнать русских. Одеты были во все трофейное, кожаные куртки, хромовые сапоги, и с автоматами. На головах были красноармейские пилотки с красной звездочкой. Мы боялись провокаций власовцев, но, слава Богу, это были наши.

Они спросили об артиллерии, которая где-то недалеко. Наши ребята видели в Шиллерпарке артиллерию, ее обслуживали гитлерюгендовцы в непомерно длинных шинелях и с ними старики фольксштурмов- цы с панцерфаустами. Наши ребята показали это место, и артиллерийская обслуга была уничтожена. Начало светать. Вдруг на большой скорости промчался советский танк, что удивительно, шла перестрелка, а офицер в орденах и медалях, держащий в руках красное знамя, на всей скорости проехал около лагеря. Через какое-то мгновение по танку ударил фольксштурмовец из фаустпатрона. Танк проскочил, а снаряд взорвался в нашем лагере. Убитых не было. Были раненые. Гоголь, находившийся недалеко, которого нельзя было назвать добрым, весь в слезах вместе с ребятами начал перевязывать раненых.

Через некоторое время в лагерь пришли пехотинцы. Солдаты разных национальностей, измотанные боями, с красными глазами от недосыпания были настроены по-боевому и веселы. Мы высказывали им свои опасения в отношении немцев и власовцев. Они заверили — никто вас не тронет. Мы можем погибнуть, но отсюда не уйдем. Тут подошла новая волна солдат и наши спасители побежали вместе добивать врага, перед этим они указали дорогу на сборный пункт.

Утром мы пошли по указанному маршруту до сборного пункта. Встречные солдаты и офицеры удивились, что мы идем совершенно пустые, ничего не имеем при себе. Они посоветовали нам зайти в дома немцев и взять себе все, что нужно — обувь, белье, одежду: «Ведь вы скоро поедете домой». В деревнях, когда-то чистеньких и ухоженных, царил хаос. Летел со всех сторон пух от перин, на которых отдыхали солдаты, бродил голодный скот и птица, жителей не было видно. Мы набрали в мешки, что нужно, и пошли на сборный пункт. На сборном пункте стариков, старух и девушек отправили домой, а нас построили и отправили пешком за несколько километров в поле, на котором вдалеке видны были большие палатки. Не доходя до палаток несколько сот метров, мы остановились, нам сказали, чтобы мы поставили свои вещи на землю. Затем была команда: «30 шагов вперед марш!» Когда выполнили команду, из строя прозвучали робкие голоса: «А что с нашими вещами?» В ответ командир ответил: «Уберут без вас». И правда, подъехала трофейная команда на машинах и в считанные минуты вещи были загружены. В течение дня мы помылись в палатках, прошли медицинский осмотр и переоделись в военную форму.

Вспоминается и такой случай в лагерной жизни. В конце 1944 г. в наш лагерь пригнали итальянских солдат, которые под руководством Бадолио повернули оружие против немцев. Они, узнав, что мы русские, установили с нами добрые отношения. Мы плохо понимали друг друга, но понимали, как произносили бадольевцы, так мы называли их тогда. Они тихонько говорили: «Шталин гут, гитла капут». Мы в свою очередь им отвечали: «Бадолио гут, гитла капут». Через несколько месяцев в связи с приближением наших войск их куда-то угнали.

В лагере мы слышали о существовании в Германии власовской армии. И однажды нас, русских, строем погнали в иностранный барак. Это было помещение — подобие клуба с небольшой сценой, стульев и скамеек не было. Выступал мужчина средних лет в гражданском костюме. Что мне бросилось в глаза, на лацкане костюма был прикреплен малиновый значок флажка или знамени. Никто из узников не знал, что это за значок. Спустя десятилетия, я однажды на вокзале увидел гражданина с таким значком. Оказалось, это депутатский значок, депутата Верховного Совета.