Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Старая фабрика была небольшая, но народу работало очень много. Работали стоя, паяли коробочки, заливали черной массой. Было настолько дымно и угарно, что я однажды пошла в туалет, упала без сознания и находилась там долго, потому что с нашей еды туалет почти не посещали. Только когда надзиратель обратил внимание, что меня нет на рабочем месте, начали искать. В лагерь меня несли на носилках французы все 17 километров. В сознание я пришла через сутки. Жена коменданта сделала мне укол, а когда я пришла в себя, дала выпить таблетку. Я была настолько слаба, что не поднималась две недели. Я благодарна жене коменданта: она спасла мне жизнь. Почему она это сделала? Не знаю. Может, жалела нас, девочек, вечно голодных, оборванных, изнуренных непосильной работой. Когда все уходили на работу, врач приходила ко мне каждый день и приносила стакан молока и граммов 300 белой булки. Если у меня падали крошки на постель, она тотчас их подбирала и все приговаривала по-немецки, прикладывая палец к губам, описывала круг рукой вокруг шеи. Тогда я сообразила, что никому не должна говорить, что она приносит мне поесть, что ее могут повесить за это. И я молчала. Надо сказать, что и комендант по сравнению с другими был не жестоким человеком. Когда, уже порядочно изодрав в кровь ноги в деревянных башмаках, мы начали у него просить другую обувь, он привез нам другие деревянные башмаки, но они изгибались в подошве, в них можно было ходить. В то время из нашего лагеря убежали две девушки, их, конечно, поймали вскоре, отправили в концлагерь. А начальника лагеря вместе с женой в наручниках вывели из дома, посадили в необычную черную машину. Больше мы их не видели.

Появился третий комендант — высокий, упитанный, с резиновой палкой на ремешке и с большой собакой. Он обращался с нами более жестко. Поднимал нас утром еще раньше, выстраивал в линейку, пересчитывал, и только тогда полицаи уводили нас строем на работу.

Нам давно не выдавали одежды. Зимой и летом носили одну и ту же одежду. Многие перешли на сшитую из мешков. Но вот однажды в 1944 году привезли несколько контейнеров одежды, выставили, комендант говорит: «Выбирайте, кому что подойдет». Мы открыли контейнеры и в ужасе оцепенели, даже дыхания не слышно. Все сразу поняли, откуда и чья эта одежда. Это была одежда сожженных в крематории, задушенных в газовых камерах людей. Никто из нас не смел пошевелиться. В полной тишине комендант обвел нас глазами и как гаркнет: «Взять одежду!» Нас заставили взять одежду, но смерть как будто подступила к нам совсем близко, ведь нас могла постигнуть участь погибших людей в любое время.

И все же война близилась к концу. Мы мало что могли узнавать. Но чувствовались перемены в поведении немцев, да и французы с итальянцами кое-что передавали, у них режим был свободнее.

И вот наступило 27 апреля 1945 года. На работу нас не погнали, не строили. С утра была слышна канонада вдалеке, но днем все стихло. Но потом французы стали кричать: «Америка! Мюнхен!» Мы все уже встревожились, не знаем, чего ожидать, так как комендант в последние дни все чаще говорил, что для нас уже подготовлены «черные» машины.

После полудня к нашему лагерю подъезжают танки, остановились невдалеке. Чьи — непонятно, но не стреляют. Французы первыми побежали к забору, побежали и мы следом, машем кто флагом, кто платком. Танки подъехали к воротам лагеря, все пленные перемешались с американцами, и плачем, и смеемся от радости. И тут же их спрашиваем: «Когда домой?»

Нас месяц еще держали в лагере. Американцы приезжали каждый день, прикармливали нас. Один американец говорил по-русски: «Куда вы собираетесь ехать? У вас на родине одни трубы и пепелище. Мы вас в Америку отвезем, в санатории подлечим, окрепнете, поправитесь в Америке, тогда — хотите уезжайте, хотите оставайтесь в Америке». Мы в молчании выслушали эти слова, а потом раздался такой дружный крик-вопль: «Домой! Везите домой, на Родину, на пепелище!» Еле успокоили нас. Но не раз они еще приезжали к нам, соблазняя прелестями Америки. Но что нам Америка, когда мы пережили три года плена, голода, холода, побоев, унижений, сейчас свободны и так скучаем по родным, по дому. Только в родные края!

В конце концов американцы отвезли нас в Австрию к русским войскам. Там в городе Мельке пробыли в фильтрационном лагере два месяца. Домой добирались на грузовых поездах, на платформах с углем. Черные, грязные, зубы и глаза блестят, но счастливые и свободные. Ничто не страшило: ни дальняя дорога, ни голод. Через две недели мы были дома.

Нас встретили родители, сумевшие выжить, растерзанная земля и трубы на пепелищах. Но мы вернулись на Родину, мы выстроили новые дома и приводили в порядок родную землю.

Годы тяжелой доли

Герасина Анна Васильевна

ур. Барятинского р-на Калужской обл., проживает в г. Кирове Калужской области