Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

В один из слякотных, промозглых дней сорок третьего года к железнодорожной станции Кретинга под конвоем шла многочисленная колонна женщин и детей. Шли они в неизвестность — в эшелон, отправляющийся в Германию с новой партией восточных рабов.

— Среди них была и моя мама и я, — рассказывала Людмила, — возможно, в той же колонне находились Нина Михайловна Минеева, жена политрука-пограничника М.Баранова со своими малолетними девочками, из которых младшая — Элеонора тоже родилась в Димитравасе; Ольга Галина с детьми и малышом, тоже рожденном в концлагере: Танюша, Галина и Лева Плесков. Несколько лет назад я случайно узнала, что Таня жива и работала одно время на Севере. А вот следы светловолосого, с кудрявым чубчиком Левушки так и затерялись.

Сколько же человеческих жизней унесла, искалечила война, перемололи фашистские концлагеря и всемирно известные «фабрики» смерти по уничтожению людей и «рядовые», каким был Димитровский концлагерь!

Маленькая Люся даже после возвращения из Германии (в июле 1945 г.) отъевшись, отоспавшись в гостеприимном бабушкином доме, часто с тревогой напоминала маме, чтобы она поискала в деревне аппельплац и они не опоздали на проверку-перекличку, а то их накажут. Когда гремел гром, она деловито говорила: «Бомбят — нужно идти муку воровать!» Потому что при налете и бомбежках союзнической авиации охрана концлагеря пряталась, и голодные узницы пользовались временной безнадзорностью, добывали, как могли, крохи пропитания, в том числе и муку. Потом ее делили в бараке и тайком пекли пресные лепешки, подкармливали детей. Еще долго, очень долго кричала и металась по ночам Люся от недетских своих снов. На ее глазах, на глазах женщин и детей, согнанных на экзекуцию в одном из концлагерей, в назидание был четвертован советский разведчик, почти мальчик, выданный предателем.

Не могла девочка выносить, если кто-то из взрослых становился за ее спиной. Она начинала дрожать и беззвучно плакать — опять будут брать кровь до обморока. У них, крохотных детей, тоже брали кровь на головке из вены для раненых немецких летчиков-асов... Уже будучи ученицей первого класса, когда учительница ласково и понимающе склонялась над ее партой, Люся сжималась в комочек. Срабатывал инстинкт самосохранения — если ударят наотмашь, падая, меньше ушибешься... Жестокие-прежестокие уроки... Как бы не насаждали гитлеровцы, они не убили в человеке человеческое. Вопреки всему люди сострадали, помогали друг другу и, пока будут живы, это не забудут.

— Мне не удалось повидаться с Игнасом Каунайтисом. Нет уже в живых этого доброго, честного и немногословного человека, которому в немалой степени жизнью своей обязана.

Но жизнь продолжается. Людмила и ее дети познакомились и подружились на литовской земле с детьми и внуками Игнаса Каунайтиса. И летят теперь через всю страну письма со словами искренней дружбы и сердечного привета. Потянулись невидимые, но крепкие нити дружбы и понимания между этими семьями. Над этим время не властно.

Нашим матерям

Скорбные лица — как Богоматери,

А в глазах затаилась боль,Это наши святые материЗаслонили нас собой.Это матери наши смелые —Героини без лишних слов,Отливают платочки белыеСеребром от седых голов.Наши матери, нас сохранившие,Виноватые без вины,

Вы, мужей своих схоронившие,Не вернувшихся с той войны.Фотографии, как иконки,Поразвешаны по стене,Только прячутся похоронкиВ сундучках и на самом дне.Матерями своими спасенныеВ лихолетье военных гроз,Как святою водой, окропленные

Чистотой материнских слез.Вот и мы, сединой одетые,В поминальный тяжелый часМатерей целуем портреты. Вы простите, матери, нас!

Дети войны

Дети войны — и веет холодом,Дети войны — и пахнет голодом,Дети войны — и дыбом волосы:

На челках детских... седые волосы.Земля омыта слезами детскими,Детьми советскими и не советскими.Какая разница, где был под немцами,В Дахау, Лидице или Освенциме?Их кровь алеет на плацах маками,Трава поникла, где дети плакали!Дети войны — и боль отчаянна,И сколько надо им минут молчания!..

Баллада о маленьком узнике концлагеря Димитравас