Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Старшего брата Михаила, которому было 15 лет, вместе с другими ребятами немцы забрали в лагерь, который организовали в школе. Их под дулами автоматов заставили расчищать дороги, копать могилы, зарывать трупы, заготавливать дрова в лесу или разбирать разрушенные бомбежкой дома. Однажды брата на одну ночь отпустили из лагеря домой к нам. Увидев нас, особенно меня, четырехлетнего, и сестренку Веру — двухлетнюю, он не выдержал, слезы стояли у него на глазах. Сказав матери: «Сейчас», куда-то ушел. В соседнем доме жили немцы, во дворе и них были лошади. Улучив момент брат забрался во двор и из торбы с овсом, что висела на голове*лошади, взял овса себе в шапку. В это время на крыльцо вышел немец и увидел брата. Довольный, сытый немец и голодный парнишка минуты две смотрели друг на друга. Брат подумал: «Все — сейчас пристрелит». Не знаем, что предотвратило беду. То ли немец вспомнил свою семью где-то в Германии, то ли было у него хорошее настроение, но он только крикнул на брата и выгнал со двора, даже не отобрав овес. Утром мы ели овсяный кисель. Это был праздник! С трудом мы перезимовали. Умер только старенький дедушка. Весной чуть-чуть стало полегче, можно было есть лебеду, крапиву, щавель (был у бабушки на огороде), мороженую картошку. Деликатесом считались подстреленные из рогатки воробьи или голубь, но и их вскоре не стало. Брата из лагеря к нам больше не отпускали. Его вместе с другими перегнали в другой лагерь в Ново-Лисино, потом в лагерь г. Гатчина, потом в Латвию. Немцы сполна использовали дармовую силу русских подростков. Это мы узнали потом, в сентябре 1945 г., а два года мы о брате ничего не знали, но мама постоянно молилась и просила: «Господи, спаси сына Мишу». Когда фашисты поняли, что Ленинград им не взять, они стали собирать местных жителей в группы и перегонять в сторону Запада. Так наша семья под дулами автоматов солдат-охранников своим ходом оказалась в Прибалтике, в Латвии, в волости Варба, затем Утава в лагере.

В лагерь приезжали помещики и выбирали себе работников-батраков. Увидев мать с четырьмя детьми (старшая сестра Люба от голода выглядела тощим подростком), нас никто не хотел брать. И, когда уже всех разобрали, к нам подошла одна пожилая женщина-хозяйка и забрала нашу семью себе (видимо, пожалела). Или, может быть, она прочла в глазах матери столько скорби и печали, что сжалилась. Мама и старшие сестры Люба и Женя работали с утра до вечера, а я и четырехлетняя сестренка Вера были все это время в сарае. Женя пасла коров. Однажды одна корова упала в ров и сломала ногу, вытащить ее девочка не могла и горько плакала. Помещица избила сестру и велела сутки не давать ей пищи. А пастушке было тогда всего 13 лет. Прошло менее года, и немцы вновь собрали нас, рабов, от хозяев всех вместе в лагере. Через неделю нашу семью вместе с другими семьями пригнали на пристань г. Вежпилс и стали грузить на палубу военного корабля. Наша мама очень не хотела вступать на палубу корабля. Тогда офицер, командовавший погрузкой, пригрозил ей немедленным расстрелом и сказал: «А детей мы все равно увезем в Германию, они со временем будут хорошими рабами».

Нас разместили на верхней палубе корабля, трюмы были заполнены раненными немецкими солдатами. Мы были прикрытием. Пока корабль по Балтийскому морю плыл в Германию, было несколько налетов нашей авиации. Мама молилась о нашем спасении! Когда наши летчики увидели на палубе гражданское население, бомбардировки прекратились. Через несколько дней корабль приплыл в Германию. Выгрузили нас на острове Рюген. Там мы попали в распределительный лагерь. Повторилась процедура, что была в Латвии, только покупателями были бауэры-немцы. Нашу семью с четырьмя детьми вновь никто не хотел брать. Хозяева приезжали на подводах. И вот, когда один хозяин подводы куда-то отлучился, наша мать схитрила. Меня и младшую сестренку уложила в эту пустую телегу и закрыла каким-то одеялом, что тоже лежало в телеге. Мама и старшие сестры встали недалеко от телеги. Когда возвратился хозяин, он увидел, что стоят трое людей, поманил их пальцем и сказал: «Я забираю вас». Они пошли следом за телегой, а значит и за нами, лежащими в телеге. Так матери удалось сохранить нас, детей, всех вместе. Когда приехали в поместье, мама незаметно нас забрала из телеги. Разместили нас в отдельном бараке, в который потом еще поселили поляков и украинцев.

Поместье, где мы работали, называлось Кассель-фитц. Работы было много: по уходу за скотом; по очистке от навоза хлевов, по заготовке кормов, уборке с полей турнепса, брюквы, свеклы, капусты.

Нас, маленьких, заставляли подметать двор, мыть полы в бараке, ходить за хворостом, лес был недалеко. Одежда на нас была изношенная, старая, почти не грела, поэтому я и младшая сестра все время болели. Кормили в основном супом, состоящим из горячей воды и кусков брюквы. Если старшей сестре удавалось стащить, когда работала в поле, морковку или картошину, это уже был чуть ли не праздник. Если сестры попадались с овощами, то получали плеткой от охранниц.