Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Как-то приехали немцы и отобрали самых маленьких детей, которые забыли свои имена и русский язык. Нам сказали, что их увозят в немецкий детский дом, в котором они вырастут настоящими арийцами, и если мы будем послушными, и нас когда-нибудь туда отвезут. Когда малышей увозили, мы все плакали и они тоже. Ведь мы были одна семья. Малышей старшие никогда не обижали. Порой подставляли под удары свои плечи за них.

Наши малыши! Как сложилась ваша судьба? Ведь вы потеряли не только Родину, родителей, но и свое имя и фамилию. Свою национальность. Когда вас увозили, вы уже тогда носили немецкие имена. Что может быть тяжелее? Ни Родины, ни родных, ни имени своего. Этому преступлению нет названия, нет прощения.

Чем больше несли потери немцы на фронтах, тем жестче они относились к нам. По их настроению мы догадывались, что на фронте дела идут плохо. Нас чаще стали возить в госпиталь на сдачу крови. Многие перестали возвращаться. Мы догадывались, что их увозили прямо из госпиталя в концлагеря. Нас становилось все меньше и меньше.

После очередного забора крови я чувствовала себя слабо, и ко мне подошла фройляйн Ирена фон Беттыхер и попросила дать кровь ее родственнику. «Фон» у немцев, как у нас князь или барон. Знаменитые фамилии. Отказываться было бесполезно. Принудительно отвезут — и потом в концлагерь на уничтожение. В госпитале положили на прямое переливание с «фоном». Привезли меня после переливания прямо в постель. Силы долго восстанавливались. Только один этот «фон» оказался благодарным и передавал нам продукты со своим денщиком.

В апреле 1945 года мы проснулись, а в доме тишина. Никакой охраны. В кабинетах разбросаны бумаги, везде какие-то документы. Сейфы открыты и пусты. Немцы старались скрыть следы своего преступления и, по всей вероятности, вывезли архивы. Все, что было связано с нами, они или уничтожили, или увезли. Скорее всего, второе. Может, наши архивы когда-нибудь отыщутся и прольют свет на их преступления против нас, детей Ретцовского детдома. Мы целый день слонялись по территории нашего дома. Заглядывали через изгородь. Городишко как вымер. Голодными легли спать, а утром увидели: по дороге едут машины с нашими воинами. Мы бросились им навстречу. Они никак не могли понять, почему нас здесь содержали. Когда выяснили — их охватил ужас. Такое могли придумать только фашисты. Дети — доноры!

Первым долгом они нас накормили. Следили, чтобы мы не переели. Сержант Цейтлин Наум Ефимович стал нас переписывать. Эти списки у него хранятся до сих пор. Из 150 детей на момент освобождения осталось — 26. В 1984 году — 4, а сейчас двое. Кира Калманович, в Минске живет, и я.

Цейтлин Н. Е. всю войну вел записи своего 795-го артиллерийского полка, 82-ой Ярцевской дивизии. Он знал, где кто погиб и где похоронен. Долгие годы он был заместителем председателя нашей дивизии Совета ветеранов. Вел картотеку и архив 82-ой дивизии. Спустя много лет после ВОВ к нему по-прежнему обращаются люди. Дети и внуки ищут своих отцов и дедов. Хочется низко поклониться ему за память, за такой труд, за то, что он пронес через всю войну в своих записях о славных воинах 795-го артиллерийского полка. Он разыскивал детей Ретцовского донорского детдома. Он и сейчас, несмотря на тяжелую болезнь, остается нужным ветеранам и самым уважаемым в нашей дивизии.

Почему я называю нашей? Потому что спустя несколько часов пребывания воинской части в Ретцове раздалась команда: «По машинам». Перед дивизией стояла задача на максимальной скорости преследовать отступавшие к Эльбе фашистские части, не дать им уйти. В одной из машин, в кабине, рядом с капитаном Никитиным сидела я с маленьким узелком. Я уезжала навсегда из фашистского детского дома. Все дети провожали нас. Так я стала дочерью 795-го артиллерийского полка 82-й Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии.

В свободное время Цейтлин Н. Е. учил меня русскому языку и математике, чтобы я, приехав на Родину, пошла не в первый класс. Я исправно выполняла поручения командования. Быстро освоила коммутатор. Служила переводчиком. Вскоре Цейтлина перевели в корпус и со мной стал заниматься Никитин Федор Порфирьевич — капитан, замначальника штаба. Он меня хотел после войны удочерить, если я не найду своих родителей.

Не знаю, как описать День Победы. Все обнимались, целовались, стреляли изо всех видов оружия вверх, плакали от радости. Рейхстаг изрешеченный, разбитый. На рейхстаге развевается наше Красное Знамя. Это надо было видеть. В груди была такая гордость за нашу страну, за наших солдат и офицеров! Эта Победа поистине была победой нашего Великого народа. Ее нельзя преуменьшить. Никакие союзники не отберут этой нашей Победы. Она наша. Наш народ ее завоевал. Каждый старался оставить на рейхстаге свой автограф. Воины написали на рейхстаге: «Мы сюда пришли, чтобы вы к нам больше не пришли» и мы расписались.