Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Их, несколько сотен русских пленных, привезли на станцию грузить товарный эшелон немецкими снарядами. Кругом стояла вооруженная охрана с собаками. Загружались одновременно все вагоны, по десять-двенадцать человек работали на каждом. Вдруг на крыше одного из вагонов появился комиссар плененного батальона и громко крикнул: «Коммунисты, остановитесь... Мы же готовим смерть нашей Красной Армии. Приказываю...» Он тут же был скошен автоматными очередями. Среди пленных началась неразбериха: одни продолжали работать, другие — и среди них наш рассказчик — пытались последовать призыву комиссара. Чтобы усмирить грузчиков, были пущены в ход дубинки, послышались одиночные выстрелы. Непокорных скручивали, избивали и заталкивали в машины, на которых привезли на эту станцию. Посовещавшись, фашисты решили бунтарей передать в лагеря для немедленного физического уничтожения.

Такой лагерь был в двух часах езды, куда в это время гнали с эшелона из Белоруссии толпу женщин с детьми, стариков и инвалидов. Это были семьи партизан, партийных и советских работников, сельских активистов и евреи. Им приказали оставить свои вещи в вагонах и пройти санобработку с мытьем, сменой белья и верхней одежды, после чего они продолжат на поезде путь в Германию. Всем хотелось теплой воды, чистоты, и люди стали торопливо покидать грязные вагоны. В то время, когда первые ряды колонны приблизились к проволочному заграждению концлагеря, из подъехавших машин вышвыривали забастовавших грузчиков со станции. Они-то, взглянув на трубу с черным ядовитым дымом, сразу определили ее назначение.

Толпа замедлила ход, задние ряды продолжали напирать. Засуетились конвоиры, втягивая колонну на территорию лагеря. Пленных грузчиков погнали без очереди. Все обо всем уже догадались. Женщины с материнской надеждой у входа на территорию пытались оттолкнуть в сторону детей, но к ним тут же бросались собаки, от которых малыши прятались под материнскую юбку.

Когда голове колонны оставалось метров 10-15 до входа в крематорий, из средних рядов отделился мужчина в разодранной рубахе, прижимавший к груди какой-то сверток, похожий на запеленутого ребенка. Подбежавшему конвоиру он процедил сквозь зубы, указывая на сверток: «У нас тиф, мы должны пройти первыми». От этих страшных слов весь коридор конвоиров онемел — они стояли, как вкопанные, натянув поводки овчарок. Мужчина со свертком, произнесший магическое слово «тиф», ускорив шаг, скрылся в черном прямоугольнике крематория. Колонна, словно почувствовав что-то, замерла, а оттуда послышался громкий возглас: «Ложись!» Раздался оглушительный взрыв, и над крематорием взметнулся столб дыма и пыли. Люди бросились врассыпную, началась стрельба, конвоиры спустили собак с поводков. Этот мужчина со свертком был из группы грузивших снаряды, один из которых и оказался у него на груди. Взорвал он снаряд, бросив в печь крематория.

Конвоиры выстроили пленных, подошел старший и, указывая пистолетом в сторону разрушенного крематория, спросил: «Кто знал его?» «Я», — ответил один, тот самый, что оказался потом в нашей машине. Его вырвали из строя, долго били пинками, пока он не свалился, как мешок, и бросили в нашу машину, стоявшую ближе всех к лагерю.

Рассказ этот длился долго, с перерывами, тогда нам казалось, что человек умер. Мы все дрожали от страха. Ведь если бы не жертвенный поступок неизвестного мужчины, каким-то образом прихватившего снаряд со станции, мы сейчас уже были бы сожжены вместе с другими пленными.

— И кто же был этот герой?

— Старшина Степан из нашего детдома. У него не было никого, а он всех считал своими. Мы из-под Липецка.

Наступила ночь, каждый ушел в себя, машина везла нас куда-то в неизвестность. Утром остановка, разрешили сойти. Сошел и я, чтобы размять ноги и с мыслью: а вдруг где-нибудь встречу Леву? А из машины крикнули: «Человек умер!» Нам приказали стащить труп на обочину. Мы осторожно, как живого, сняли его и бережно уложили на землю. Складывая руки на груди, заметили в нагрудном кармане почти белой гимнастерки комочек. Оглянувшись и убедившись, что никто не следит, мы вытащили узелок, связанный из старого носового платка: там были треугольник солдатского письма со стертым адресом, сложенная вчетверо фотография женщины с тремя детьми и козой, и кусок сахара. Фамилию прочесть так и не успели: к нам просунулась красная волосатая лапа шофера и выхватила содержимое узелка, пнув коленкой подростка прямо на тело умершего. Нас всех загнали в машину и повезли дальше, оставив на обочине еще одного «без вести пропавшего».

Итак, я, кроме Левы Крейчмана, обязан тем, что живу, еще и неизвестному солдату по имени Степан, выросшему в детдоме под Липецком.

И этот день настал

Жогличев Юрий Викторович

1929 г.р. ур. с. Зикеево Жиздринского р-на Калужской области

Он родился 16 ноября 1929 г. в с. Зикеево Жиздринского района. На начало войны окончил пять классов, учиться дальше помешала война и оккупация села в сентябре 1941 г.