Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Вот у нас с другом и родилась тогда мысль сбежать куда-нибудь подальше от этого кошмара, хотя куда бежать, мы четко себе и не представляли. Решили, если сумеем, выбраться и спрятаться в каком-нибудь вагоне: может, удастся выехать куда-то подальше от лагеря, а дальше — что Бог пошлет. Побег мы совершили, воспользовавшись сумятицей и толкучкой, которые возникали при кормежке узников. В это же время вместе с нами, оказывается, сбежали еще три человека.

Время приближалось к вечеру, но все расстояние мы ползли ползком, боялись, что охрана лагеря нас заметит. Недалеко от лагеря были расположены дачные домики немцев. Кто-то из жителей этого дачного поселка заметил ребят и сообщил об этом в лагерь. На нас устроили облаву с собаками, и поскольку мы, ослабленные, далеко уйти не могли, через некоторое время всех пятерых и поймали. Нас били палками, ногами. А потом поставили в ряд, вытащили из карманов пистолеты и начали в нас целиться. Мы думали, что все, нас сейчас расстреляют. Попугав таким образом, нас вновь отправили в лагерь. У меня в кармане нашли фотографию матери (на ней она играла в местном театре казачку, а ее подруга изображала казака), и, приняв меня за казака, меня стали бить здоровой доской по рукам, ногам, голове...

Когда я пришел в сознание, находился уже в лагерном лазарете. Помню, первые слова врача-украинки, которые услышал: «Ой, ребята, что вы делаете, так и погубите себя». Она оказалась хорошей женщиной, выходила меня, подняла на ноги.

Каждый день в лагере кого-нибудь вешали для устрашения. Подвешивали на крюк в середине цеха или прямо возле того места, мимо которого мы шли на работу. Каждый должен был обязательно смотреть на повешенного, если кто-то боялся и отворачивался — подгоняли палками и заставляли трогать труп руками. Издевались просто ужасно. Запомнилось мне, что работу палача делал молодой русский парень. Он был высокий, красивый и одевался в ярко-красную расписную косоворотку, черные хорошие брюки, хромовые сапоги... В таком наряде он и выбивал из-под ног скамейку тем, кого решили повесить...

Когда я немного окреп, решили мы бежать с другом во второй раз: пытались вместе с немцами, в общей толпе, пройти через проходную завода, куда направлялись работать, и выйти за его пределы. Но и второй раз нам тоже не повезло. Мы решили тогда готовиться к побегу более тщательно.

Вскоре нас стали посылать на работу на железную дорогу, там мы познакомились с вольнонаемными работниками, чехами по национальности. В третий раз побег мне с одним товарищем удалось совершить лишь с их помощью.

Шел уже 1944 год... В Чехословакии в это время начались волнения и восстания рабочих. Переправившись в Чехословакию, мы добровольно вступили в ряды повстанцев и сражались против немцев, освобождая Прагу. В боях за ее освобождение я был ранен, правда, легко.

Бои за освобождение Праги шли кровопролитные, большую помощь в освобождении этого города оказали воинам наши танкисты.

После освобождения мы пришли в комендатуру советских войск, рассказали все о себе и попросили отправить нас домой, на Родину. После прибытия на нашу территорию мы еще некоторое время находились в пересылочном лагере, фильтрационном его еще называли. Там проверяли наши показания, искали документы.

После окончания проверки меня направили в военкомат по месту жительства, то есть в Жиздру. Город свой я не узнал, фашисты его разбомбили, практически все здания были уничтожены, место, где стоял наш дом, нашел с трудом...

Служил потом в стройбате, работал после войны в Москве на Внуковском авиационном заводе. Женился.

Это трудно представить

Кузнецова Галина Ивановна

1939 г.р., ур. пос. Любохна Брянской обл., проживает в г. Калуге

Летом 1942 года три семьи (все родные сестры) за связь с партизанами вместе с детьми были схвачены фашистами по доносу полицая, ночью посажены в товарный вагон и вывезены из родных мест. Среди них была и моя мама Кузнецова Татьяна Кузьминична, бабушка Екатерина, мой брат Валентин и я.

Конечным пунктом был концентрационный лагерь в Литве, городе Алитусе. Впоследствии старшая мамина сестра Вера Кузьминична и младшая Александра Кузьминична были отправлены в Германию для работы на заводах. Маму оставили из-за малолетних детей (три года и пять лет).

Чудовищные ужасы войны оставили кровавый след в душе и сердце моей мамы, а впоследствии и в моем. Первые годы после возвращения из фашистского плена на Родину были годами воспоминаний о муках, болях и потерях близких и родных (в концлагере умерла от болезней и голода моя бабушка).

С годами эти воспоминания стали и моей болью, моими страданиями. Меня всегда мучил вопрос: как в условиях мук, болезней, голода, фашистских нагаек и плетей наши родные и близкие жили, работали по 12—18 часов и сохраняли своих детей, оберегали их как могли, как позволяли условия, свой паек (баланда из шпината и буханка хлеба пополам с опилками на 10 человек) они отдавали детям.