Двадцатого июля шины «роллс-ройса» зашелестели по асфальту около девяти часов утра. Серебристая машина проскользнула по узким улочкам старого города, проехала мимо Касбы, старой мечети Хасана и минарета и остановилась у входа на рынок. Обе женщины вышли. Кларин раздала нищим детям горсть монет, а потом поманила местного жителя и дала ему возможность подзаработать. Широко расставив ноги, он встал у их машины и стал отгонять назойливых прохожих, желавших поближе познакомиться с дорогим автомобилем.
— Пойдем, Мирка, — позвала Кларин и взяла подругу под руку.
С замиранием сердца вступили они в лабиринт узких кривых улочек. Здесь царил приятный полумрак. От жаркого солнца прохожих защищали сверху тростниковые циновки. Улочки были переполнены людьми, им не мешал гул рынка, шелест шагов и шум приглушенных голосов. Калаховой казалось, что она попала в какой-то нереальный мир, в мир мечты и сказки. Она сразу забыла обо всем, что ее угнетало и мучило, отбросила прочь все свои заботы. Она была благодарна Кларин, что та привезла ее сюда, дав возможность хотя бы ненадолго вырваться из обстановки постоянного нервного напряжения.
Мирке совершенно не нравился Михал. С первой же минуты после возвращения из клиники профессора Симора она стала его убеждать, что нужно вернуться в Чехословакию, но он был как помешанный и даже слышать об этом не хотел. Она давала ему читать письма из дому: знакомые и родственники умоляли его вернуться, уверяли, что бояться не следует: работу в институте он не потерял. В ответ Михал только презрительно усмехался и шел к Бееру советоваться относительно своих планов. Калах с увлечением говорил о новом проекте исследований, а Беер, как некогда в Праге, внимательно слушал и расточал доктору комплименты. Он опять запел старую песню о научно-исследовательском институте, который упадет с неба, о вилле в Найтсбридже, о клинике, которую откроет сэр Роблин. Калахова не верила ни одному его слову и чувствовала себя несчастной.
Но сейчас ее захватил поток людей, который то подталкивал обеих женщин к лавчонкам, то относил к крошечным кафе. Они остановились у одного из бесчисленных магазинчиков, где продавались изделия из кожи. Повсюду, насколько хватало глаз, висели я стояли сумки всех видов, цветов и форм — большие, маленькие, квадратные, овальные, инкрустированные, сшитые из разноцветной кожи, со вставками из кожи антилопы с шерстью, вышитые с большим вкусом и необычайным чувством гармонии и красоты. Их объединяло одно — тонкая, совершенная работа.
По стенам магазинчика были развешаны большие плоские кожи, которые марокканцы используют вместо портфелей и носят через плечо на шерстяном шнуре под верхней одеждой. Были здесь и прекрасные кожаные пуфы всех цветов, и всевозможные предметы, предназначенные для туристов из Европы, — целые горы бумажников, кожаных портсигаров, футляров для визитных карточек, бюваров.
— Выбери себе, что хочешь, Мирка, — предложила Кларин, рассматривая сумки. — Это будет на память от меня, как воспоминание о Рабате, — добавила она, но Калахова медлила: ей было стыдно, что она опять без денег и что у нее — в который уж раз! — осталось всего несколько фунтов и она целиком зависит от оказываемого ей Кларин гостеприимства.
Кларин, угадав причину ее сдержанности, выбрала великолепную сумку и сразу же по неписаным законам рынка стала торговаться.
— Триста драхм, — сказал человек в феске, на непроницаемом лице которого не обнаруживалось ни малейшего признака заинтересованности.
— Двести, — покачала головой Кларин.
— Триста, — повторил продавец.
Мгновенно из полутьмы появился посредник — обязательный персонаж любого рынка, задача которого состоит в том, чтобы встать между покупающим и продающим, уговаривать торговца уступить, а покупателя-быть менее скупым и в результате получить комиссионные от обеих сторон. В результате сумку Кларин купила за двести пятьдесят драхм, так что смогла еще выбрать бумажник для Калаха.
Рядом с лавками торговцев кожей разложили свой товар продавцы текстиля. Здесь было все, начиная от хлопка и шелка и кончая тяжелой парчой. Повсюду были развешаны тканые бедуинские плащи. Случайно приподняв один из них, Калахова вдруг увидела совсем рядом окруженный прохожими их «роллс-ройс».
— Значит, мы уже пришли? — разочарованно спросила Мирка, но Кларин покачала головой, и они вновь вернулись в лабиринт кривых улочек.
Теперь женщины медленно шли мимо лавок гончаров, где внимание Кларин привлекли искусно обожженные сосуды с черным орнаментом, задержались перед магазинчиками с прекрасными люстрами и лампами, выкованными из латуни и украшенными тонкими узорами.