Читаем Секрет Харуки Ногизаки полностью

Когда ты говоришь: "Как его находишь"?

- Нуу... хорошо ли я смогла нарисовать? Это - первый раз, когда я показываю свои рисунки кому-либо.

У Ногизаки-сан глаза ярко сверкали, когда она задавала этот вопрос. И еще в ее лице ощущалось нечто, всего капельку напоминающее уверенность в себе. ...Похоже, меня просят высказать свое мнение? Какой-то непредвиденный поворот событий.

Я ненадолго погрузился в размышления. Хмм, что же мне следует сказать? Сжимающий в лапе дирижерскую палочку медведь с поразительно злобным выражением глаз.

"Это - медведь, и, по-видимому, основной рацион питания у него - люди"? ...Неодобрительно. "У этого медведя такое выражение глаз, по-видимому, он даже принимает наркотики"? ...Мне кажется, что это будет очевидное пренебрежение. "Если сделать из этого медведя набэмоно[31], похоже, будет вкусно"? ...Я уже даже сам не понимаю, что же мне сказать.

После подобных размышлений...

- И все же у того медведя - неприятный взгляд, нет, лучше сказать - у него пронзительный взгляд, однако, с моей точки зрения, при всей парадоксальности этот рисунок очень даже миленький...

...Я остановился на этих безопасных словах, тем не менее, мое дипломатичное высказывание лишилось всякого смысла после одного слова Ногизаки-сан:

- ...Каак, медведь? Да ведь то был кот, - и девочка в недоумении склонила голову набок, а на ее лице было написано: "Что ты такое говоришь?"

- ...?

- ...?

- ...Д-да, точно, кот.

То - кот?

Этого я и в самом деле не понял. Ведь, как мне кажется, у обычных котов не растут такие клыки.

- И в-все же, это очень необычно: кот, который держит дирижерскую палочку...

- ...Нуу, я считала, что - по всей вероятности, то - "кошачья дразнилка"[32].

- ...?

- ...?

- А, вот как, "кошачья дразнилка", значит?

Это ведь - ноты, поэтому ты хотела придать им хотя бы такое ощущение уникальности?

В глубине души я издал подобное ворчание, однако моя собеседница была совершенно не в состоянии заметить это.

- Мне стыдно спрашивать у тебя мнение, и все же в том рисунке я относительно уверена, - продолжала Ногизака-сан.

- ...?

Ты... говоришь это серьезно?

Я посмотрел на свою собеседницу.

У нее был серьезный взгляд.

Настолько серьезный, что другого такого не найти.

- ...?

Право же, по крайней мере, какой-нибудь один недостаток у каждого человека должен быть.

- ...В э-этом рисунке присутствует неповторимость, и он производит сильное впечатление, и у меня даже появилась мысль: "Ну разве он не замечателен?" Да, можно даже отметить, что он имеет большое сходство с "Герникой" Пикассо.

Я выразил свое впечатление ужасно уклончиво. К слову сказать, это все, на что я был способен в подобной ситуации.

- Правда? Ах, я так счастлива!

Глядя на Ногизаку-сан, которая радовалась так простодушно и открыто, я почувствовал себя слегка виноватым. Нет, я не солгал. В целом.

- Я действительно счастлива! Я попыталась спросить без обиняков, и из этого вышел толк.

- Д-да...

И все же, полагаю, что тебе лучше не спрашивать мнения у других людей.

- Знаешь... обращаюсь к тебе с просьбой: впредь не оставляй меня своим участием.

- ...?

В чем именно?

- Я полагаю, что если все-таки кому-то показывать свои работы, то быстрее достигнешь успеха. Рисовать в одиночестве - это тоже практика, однако если и дальше упражняться только таким образом, в любом случае достигнешь предела, поэтому... Ах, разумеется, лучше в свободное время...

- ...?

Неужели ты ведешь речь о том, чтобы регулярно показывать мне те рисунки, источник ночных кошмаров, по-видимому, способные вызывать злых духов?

- Что... ты об этом думаешь?

- П-право же, это...

- Ничего... не выйдет?

Перейти на страницу:

Все книги серии Секрет Харуки Ногизаки

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее