Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее

Вспомните, как люди относительно менее окультуренные, то есть дети, показывают себя по сравнению с обезьянами, и молодыми, и старыми. Если бы люди были оборудованы более мощным врожденным “железом”, можно было бы ожидать, что эти дети, чей мозг значительно больше, чем у обезьян, с которыми они соревновались, не оставят от своих косматых собратьев мокрого места. Однако в самых разных когнитивных сферах они обычно играли вничью. Дети явно опережали обезьян лишь в области культурного обучения, как мы видели и в главе 2, и далее, в главе 12, на примере экспериментов с кумулятивной культурной передачей. Разумеется, по мере того как дети взрослеют и скачивают вышеупомянутые приложения, они быстро обходят обезьян во всех когнитивных сферах. Напротив, молодые обезьяны с возрастом не учатся лучше решать эти когнитивные задачи.

Все это, естественно, заставляет задаться вопросом, откуда берутся столь изысканные психологические инструменты, сложные артефакты и режимы тренировок, которые делают нас умнее, если их не порождает индивидуальный гений. Ответ в том, что их порождает при помощи кумулятивной культурной эволюции наш коллективный мозг, причем зачастую никто не подозревает, что происходит. Благодаря сочетанию социальности и таланта к культурному обучению информация в виде идей, орудий, практик, догадок и ментальных моделей перетекает от человека к человеку, комбинируется с другой информацией и постепенно совершенствуется, поскольку фильтры отбора – избирательное обучение, репродуктивный успех и межгрупповая конкуренция – что-то отбрасывают на свалку истории, а что-то выдвигают на передний план и передают следующему поколению. Уникальные достижения гениев-одиночек – редкость, поскольку, как показывает история, если уж тектонические силы кумулятивной культурной эволюции сузили пропасть познания в каком-то месте настолько, что ее под силу перешагнуть одному человеку, часто этот шаг независимо делают несколько человек⁷.

Важнейшую роль размера и социальной взаимосвязанности коллективного мозга я показал на примерах Тасмании, Северной Гренландии и Океании, а также проиллюстрировал лабораторными данными. Мало того что большой коллективный мозг усиливает и ускоряет культурную эволюцию: если размер или взаимосвязанность группы внезапно сокращается, эта группа может начать коллективно терять культурное ноу-хау в череде поколений.

Все это означает, что мощь коллективного мозга группы зависит от ее социальных норм и институтов. Вот почему в главах 9 и 10 я делал упор на важность связей с родственниками по браку (свойственниками) и на узы, создаваемые у охотников-собирателей обрядами и правилами обмена, поскольку именно эти отношения, сформированные культурой (а не генеалогическим родством), питают и увеличивают коллективный мозг группы. Таким образом, подобные социальные институты отчасти становятся причиной, почему растущие популяции (носители пама-ньюнгских, инуитских и нумских языков) опережали в технологическом отношении тех, кого они вытеснили, и сохраняли свое преимущество. Социальность и технологическое ноу-хау у людей тесно переплетены.

Конечно, мы, люди, обладаем выдающимися способностями строить причинно-следственные модели устройства мира. Но стоит задаться вопросом: почему? Я считаю, что сначала культурная эволюция стала порождать все более сложные практики и технологии с участием, скажем, химических реакций (жженые ракушки в маисе), сжатого воздуха (духовые ружья), аэродинамики (прямые гладкие копья), удлиненного плеча силы (копьеметалки), энергии упругости (луки) и т. д. и т. п. Чтобы эффективнее учиться и передавать эти ценные элементы культуры, нашему виду необходимо было обрести способность к “обратному проектированию” – к созданию, как я говорю, причинно-следственных мини-моделей. Они помогают обучающемуся при адаптации к разнообразным условиям контролировать достижение намеченных результатов, в том числе промежуточных, необходимых для исполнения задачи. Например, чтобы выпрямить копье, нередко требуется сложный процесс, включающий вымачивание, нагрев, шлифовку и полировку. Ученик должен понимать, что вся эта процедура нужна, чтобы копье получилось прямым, гладким и сбалансированным, поскольку чем копье прямее, глаже и сбалансированнее, тем точнее оно попадает в цель. Помня об этом, изготовитель копья периодически проверяет древко, достаточно ли оно прямое, гладкое и сбалансированное, и бросает его, чтобы испытать на меткость. Если копье не очень точно попадает в цель, мастер знает, что делать: шлифовать и полировать дальше. Это и есть начало причинно-следственной модели, поскольку обучающийся понимает: этот протокол – причина

(или должен стать причиной) того, что копье получается прямым, гладким и сбалансированным, а эти качества – причина предсказуемости траектории его полета, а значит, и точности попадания.