Провинность Кулы проливает свет на устройство и самоорганизацию традиционных обществ и позволяет понять кое-что о социальном мироустройстве, в котором жили наши предки и живет значительная часть современного мира. Даже самые маленькие человеческие сообщества, в отличие от сообществ приматов, строятся и организуются вокруг набора норм, регулирующих родственные отношения. Несомненно, эти социальные нормы коренятся во врожденных психологических процессах, которые влияют на то, как мы определяем генетически близких родственников и взаимовыгодных партнеров и как мы с ними обращаемся, но они самыми разными способами усиливают, обобщают и подавляют всевозможные аспекты нашей психологии, сложившейся в ходе генетической эволюции. Ближайшие три главы будут посвящены развитию этой идеи, и в них я покажу, как возникновение социальных норм запустило эволюционно-генетический процесс
Такие взгляды резко контрастируют с каноническими представлениями об эволюции человеческой кооперации. Исследователи эволюции от Ричарда Докинза до Стивена Пинкера десятилетиями утверждали, что люди так прекрасно умеют организовываться и сотрудничать, потому что наша психология формировалась эволюционными силами родственного отбора и взаимного альтруизма (принципа взаимности)2
. Психология родства у нас возникла в ходе генетической эволюции, поскольку она позволяет нам помогать и наделять привилегиями тех, кто генеалогически связан с нами, а это повышает вероятность, что у нас с ними общие гены альтруизма. Психология взаимности у нас возникла, потому что естественный отбор благоприятствовал развитию возможностей пользоваться преимуществами постоянного обмена выигрышами (и затратами) с другими по принципу “ты – мне, я – тебе”3. На этих страницах мне предстоит существенно исправить и дополнить эти канонические представления. Мы увидим, что родственный отбор и взаимный альтруизм не только не могут объяснить масштабы сотрудничества в современном мире и в других сложных обществах, но и не объясняют сотрудничества в малых сообществах, в том числе у кочевых охотников-собирателей. Поэтому, хотя люди и в самом деле обладают врожденной склонностью помогать родственникам и поступать по принципу взаимности4, эти качества слишком слабы, а сфера их применения слишком ограниченна, чтобы они сами по себе объясняли сотрудничество в реальных человеческих сообществах. Например, хотя мотивация помогать близким родственникам может быть очень сильной, среднестатистический соплеменник даже в небольших охотничьих группах – это все-таки довольно дальний родственник, и к тому же такие группы включают людей, вовсе не состоящих друг с другом в родстве5. Изучив различные реальные малые сообщества, мы увидим, что для понимания природы человеческой кооперации и социальности необходимо исследовать, как наши социальные инстинкты усиливаются, группируются и перенаправляются в запутанной сети социальных норм, созданных культурной эволюцией.Мы увидим, что сотрудничество даже в малых кочевых сообществах охотников-собирателей зависит от существования культурно сконструированных норм, которые значительно усиливают наши врожденные наклонности.
Социальные нормы и зарождение общин