Секретарша бандита

Откинувшись на спинку дивана, тру переносицу. Выдыхаю. Делаю новый вдох. Унимаю сердце.

У Рашидова недвижимость и промбазы по всему миру. Он держит в кулаке мощь, неподвластную нашим верхам. Парень, давно изгнанный из общины, но хрен на это поклавший. Он делает что хочет, где и когда хочет, не дергаясь из-за последствий.

— Что молчишь? — усмехается Ильяс, наслаждаясь моим замешательством. — Ты виновен в изгнании Камиля из общины. Хоть представляешь, что это значит для твоей Роксаны?

Допиваю свое бухло, звучно ставлю бокал на стол и, подавшись вперед, цежу сквозь зубы, глядя брату прямо в глаза:

— Это значит, что Роксана до сих пор жива.

— Ты удивительно спокоен. Осточертела секретарша? Кончай строить из себя влюбленного полоумка. Глянь, какие цыпочки. Блондинка сосет как пылесос. Мозги через хрен высасывает. Ты подумай. Распишем эту парочки по очереди. Рыжая и в два ствола берет, не стесняясь. А стонет как… Музыка для ушей.

Не бросив на его эскортниц даже мимолетного взгляда, колко спрашиваю:

— Как Мадина относится к твоим изменам?

— Да мне насрать, как она к этому относится. Я ей в вечной любви не клялся. Это она от меня зависит, а не я от нее.

— Ты проживешь такую же паршивую жизнь, как наш отец. Сдохнешь — и никто на похороны не придет.

— Ты вообще сдохнешь в канаве, Ризван. Вот кто проживет паршивую жизнь, — фыркает он сердито. — Беги спасай свою Роксану. Только помни, что с каждым днем ты собственными руками затягиваешь на своей шее петлю. Однажды попросту кислорода не хватит для нового вдоха. А я на помощь больше не приду.

Вынимаю из кармана бумажник, отсчитываю несколько долларовых купюр и бросаю у него перед носом.

— За услугу! Мне подачки не нужны!

Встаю и, не прощаясь, ухожу из клуба.

На улице выбиваю из себя злобу, долбя кулаком столб. Рычу взбешенным зверем. Зубы сжимаю до хруста челюстей. Представляю, как ломаю каждую мелкую кость Махдаева. Слышу его стоны, хрипы, мольбу. Кровавое воображение взрывает во мне целый вулкан эйфории. На костях этого ублюдка я бы с радостью станцевал.

Платком вытерев кровь с разбитых костяшек, бросаю его в лужу и торможу такси. Плевать, что водила едет по вызову. Сейчас я клиент. Откажется — челюсть сверну.

Приезжаю в город по старому знакомому адресу. Дверь подъезда нараспашку. Она вообще редко закрывается. Здесь тусуются шлюхи, маргиналы, торчки. Им менты дверь вынесут, если те вдруг домофон установят.

Поднимаюсь на третий этаж и попадаю в длинный задымленный коридор. У единственного окна пьяный молокосос со спущенными штанами сует свой стояк в глотку полуголой шлюхи. Меня будто вовсе не замечают. Ему нужен кайф, ей — бабки. Такова жизнь в мире дерьма.

Нахожу нужную дверь и стучусь. Два раза, один, три. Щелкает замок. В образовавшуюся щель выглядывает зоркий глаз Малика. Увидев меня, распахивает дверь, впускает и, оглядевшись, снова запирается. В его руке ствол. Всегда наготове.

— Как прошли похороны? — спрашиваю с порога, снимая куртку.

— Без концертов, — отвечает он, откладывая пистолет на стол и прикрывая его газетой.

В комнате мрачно, душно. Окна плотно завешаны покрывалами, кондер еле работает.

— У них улики против вас, босс, — докладывает он, подойдя к плите и помешав закипевшие пельмени. — Хотят убийство Белова на вас повесить. Даже копать не будут.

— Пусть делают, что хотят. — Заваливаюсь на диван и устало тру висок. — Поднимай инфу на Рашидова. В кратчайшие сроки выясни, где он торчит сейчас сам и где его дочь.

— На Рашидова? Камиля?

— На него самого. Это он помог Махдаеву с побегом. Саид где-то на его территории. Значит, и Роксана там же.

Глава 6

Мой брат был лучшим.

Я не помню, чтобы мы когда-нибудь ругались. Спорили — да, не без этого. Но не ссорились всерьез. Мы любили друг друга больше жизни. Он заботился обо мне, даже когда еще родители были живы.

Он сильно переживал за меня, всякий раз, когда я уезжала из дома — в путешествие или командировку. Еще сильнее — из-за неудачного брака и развода. Но настоящим ударом для него стала моя связь с Ризваном. Я причинила ему боль, полюбив бездушного и отдавшись ему с головой. Это я сделала его слабым. Я убила его. Пусть не своими руками, но это сделала я.

В жизни больше не будет красок. Мое заточение — мой крест. Плата за великий грех. Я его заслужила.

Озверев, бросаюсь на Саида. Он перехватывает мои руки, сжимает запястья своими стальными пальцами и выворачивает, грозно поднимаясь над столом. А мне плевать. Боли не чувствую. С лютой ненавистью и презрением смотрю в его бессовестные глаза и цежу:

— Будь ты проклят, сволочь!

Мою талию обвивают другие крепкие руки и оттаскивают в сторону.

— Угомонись! — велит Камиль.

Дергаюсь, извиваюсь, пытаюсь пнуть его, желательно по покалеченной ноге.

— Убери от меня свои лапы, вонючий подонок!

Он отталкивает меня к стене и встает между мной и Махдаевым, который совсем не прочь разделаться и со мной.

— Стоп! Хватит! — рявкает Камиль, сжимая кулаки. — Проваливай к себе!