Секретарша бандита

Я бесшумно выбираюсь из своей комнаты, осторожно прикрываю дверь и на цыпочках крадусь по коридору. От страха быть пойманной стучит в висках. И грудь давит невидимыми тисками, плющит до боли. Дышу через раз, но кажется, слишком громко.

Перебрав ногами по ступенькам, спускаюсь вниз и в потемках изучаю каждый уголок. С кухни доносятся странные звуки, похожие на всхлипы. Тихонько подхожу к приоткрытой двери и вижу Махдаева. Он стоит ко мне спиной, со спущенными до колен штанами. По обе стороны от него оголенные женские ноги с острыми красными коленками. Девушка стонет, плачет, практически воет, но он и не думает сжалиться. Трахает ее прямо на столешнице, с которой потом невозмутимо пожрет и отвалит спать.

Стиснув зубы, перевожу взгляд на напольную вазу в углу. До нее лишь нужно дотянуться, схватить и шарахнуть со всей дури по затылку этого ушлепка. Но стоит мне протянуть руку, как ее перехватывают мужские пальцы.

Поднимаю затравленный взгляд. Суровый вид Камиля не сулит мне ничего доброго. Молча помотав головой, он прикладывает палец к своим губам, веля мне не пикать, и тащит меня подальше от кухни.

— Отсюда не убежать, — шипит, пригвоздив меня к стене в гостиной.

Глазами метая молнии, прожаривает до корочки. Он и раньше был чрезмерно серьезным, циничным, но сейчас я впервые вижу на его лице столько желчи.

— Папочка, — вдруг раздается детский голосок за его спиной.

Он резко оборачивается. Позади него девочка лет пяти. В плюшевой пижамке и с мягкой игрушкой в руках. Волосики рассыпаны на плечиках. Хрупкая, красивая, нежная. Как ангелочек.

Зевнув, она трет глазки кулачком и капризничает:

— Почему мама еще не приехала?

На лице Камиля играют желваки. Я и подумать не могла, что в доме ребенок! В смысле, еще один. Его ребенок. Камиля!

— Доминика, я же тебе сказал, у мамы задержали рейс. Утром она приедет. — Он берет ее на руки, прижимает к себе и, взглянув на меня, одними лишь губами говорит: — Иди к себе.

Устраивать казнь гада на глазах у ребенка я не могу. Идея вернуться на кухню и разбить башку Махдаева терпит крах.

— А что это за тетя? — Она оборачивается и сонно смотрит на меня.

— Это мамина дальняя родственница. Она у нас переночует, а рано утром у нее рейс.

— Туда, где тепло?

— Нет, тетя полетит на север, — врет ей Камиль, унося ее вглубь коридора.

Обняв плечи руками, я опускаюсь на пол. Подгибаю колени, упираюсь в них лбом и выдыхаю. Я бессильна. Как мать, которая желает своему ребенку самого лучшего, я не могу поступать с чужими детьми жестоко. Даже если их родители настоящие уроды.

Не знаю, сколько сижу без движений. Ноги затекают. В голове воет пустота. Очухиваюсь, только когда Махдаев, застегивая на ходу ремень, провожает к двери размалеванную, но изрядно помятую девицу. Сует ей деньги в бюст и выталкивает за дверь. К счастью, это была шлюха, а не безобидная служанка. Если он и причинял ей боль, сама виновата.

Только развернувшись у двери, он замечает меня. Либо так увлекся, что потерял бдительность. Либо просто недооценил меня.

Наши взгляды встречаются. Прокручиваю перед глазами десятки способов убить его, вытрясти из него душу, если она вообще у него есть. Похоже, он размышляет о том же. Ведь звенящее между нами напряжение ощущается кожей.

— Тебя тоже отыметь? — спрашивает он. Без желания. Просто — уколоть.

— Себя отымей.

Он трогается с места, но в гостиной тут же появляется Камиль. Тормознув его, отталкивает назад и твердо просит:

— Иди спать, Саид. А ты, — поворачивается ко мне, — должна сцедить молоко.

— Не буду.

— Будешь

— А если все-таки нет? Что ты мне сделаешь?

Камиль, все так же прихрамывая, подходит ко мне, хватает меня под мышку, с силой дергает на себя и угрожающе хрипит:

— Заставлю.

Он грубо утаскивает меня в мою комнату, хлопает дверью и щелкает выключателем. Толкнув к тумбочке с молокоотсосом, скрещивает руки на груди.

— Начинай.

— Зачем вам это молоко? Вы извращенцы, что ли?

— Скажем так, это благотворительность, — отвечает он.

Конечно, я отношусь к этому заявлению скептически. Где Саид с Камилем, а где благотворительность! Они только о своих шкурах пекутся.

Отвернувшись от него, сажусь на кровать и приступаю к противной манипуляции.

— У тебя дочь, — проговариваю после утомительного молчания.

— А у тебя сын.

— С которым мне не дают видеться. Я ни разу не искупала его, не поменяла ему подгузник, не уложила его в кроватку.

— Радуйся. Когда родилась Доминика, моя жена рыдала от усталости, — усмехается Камиль.

— Вы поэтому развелись?

— Развелись? С чего ты взяла? Она в командировке.

— Я не вижу у тебя на пальце кольца, — замечаю я, покосившись на него через плечо.

— Вы с Ризваном официально женаты? — тонко парирует он. — Я не в том положении, Роксана, чтобы выбирать себе обручальное кольцо. Есть личности, которым совсем не обязательно знать о моей семье.

— Из-за нее тебя вышвырнули из общины? — предполагаю я.