«Бьют челом тебе, великий государь Алексей Михайлович, сироты твои Устюга Великого живописцы Афонка Петров, Ивашка Никитин да Петрушка Ильин… В прошлых годех брали нас, государь, по твоему указу к Москве, в Коломенское… А Устюг Великий от Москвы за тысячу верст и больше, пятьсот верст только водяной путь большими и малыми реками; егда же бывают ветры великие, мы, сироты твои, стоим в малых судах дня по три и по неделе, бояся от воды потопления».
От частых поездок, пишут далее горемыки-командированные, вконец мы разорились, а дети и жены наши ходят по миру…
Нынешнее командированное лицо ветров великих совсем не боится. Разорение семейства ему также не угрожает. Оно садится в купейный вагон, прекрасно зная, что ему оплатят билеты в оба конца, гостиницу и суточные, считая день отъезда и день приезда за один день. И хотя служебные разъезды давно уже перестали расцениваться как стихийное бедствие, еще далеко не во все командировки работники едут по первому предложению.
Инженера по технике безопасности П. Ильина вызывают в прошлом месяце к руководству и предлагают срочно выехать в Воронеж. Он начинает артачиться:
— В Воронеж не могу. Могу только в Вологду.
— Да, но в Вологде у нас нет родственных предприятий.
— Зато под Вологдой у меня родственная тетушка. Мне бы дней пяток, больше и не надо. Огородишко вскопать да дровишки на зиму заготовить. А в Воронеж с превеликой радостью поедет Ивашка Никитин, там у него женатый племянник.
И вот инженер Ильин убывает в Вологду, копает огород, заготавливает дровишки, а в отчете пишет, что успешно провел научную работу, обменялся опытом.
Словом, среди едущих в командировки по действительно важным нуждам мелькают и такие, с позволения сказать, путешественники, которые следуют утрясать свои личные делишки за казенный счет.
В управление грязевого курорта явилась дама с претензиями:
— Мне дают курсовку с третьего, а моя командировка кончается десятого, не успею принять все процедуры. Прошу обменять курсовку.
— Так вы лечитесь или в командировке?
— И лечусь и в командировке. Я изучаю, пользуются ли спросом здесь сувенирные пудреницы, которые делаются на нашем промкомбинате…
Как-то мы решили поближе познакомиться со зрителями, присутствующими в воскресный день на весьма принципиальном футбольном матче в Лужниках. И что же, на всех четырех трибунах обнаружилось немало лиц с командировочными удостоверениями. В результате сложной спортивно-профилактической работы удалось выяснить, что, кроме как посещения футбола, у них никаких других дел в столице нет. Этот вывод подтверждался хотя бы тем, что наши собеседники не смогли ответить на самые простейшие вопросы. Ну, например, в какую, собственно, организацию они прибыли и где собираются отмечать командировки.
— А что, разве нельзя теперь смотреть футбол? — горячится болельщик из Рязани, прикативший, к слову сказать, в Москву на казенном самосвале.
Нет, почему же, футбол смотреть можно, только хорошо бы это делать за свой счет. Тем более, что на все эти воскресные удовольствия требуется выкроить в личном бюджете не так уж много — всего десять рублей. Но вот беда, свою десятку доставать из кармана не хочется. К чему это делать, когда есть подходы к казенному калачу, от которого можно отщипнуть и для себя кусочек.
Впрочем, иногда это бывает совсем не кусочек, а весьма солидный кусище. До последнего времени подходы к казенному калачу у директора средней школы Бяшима Гельдыева из Марыйской области Туркмении были достаточно широкие, и он браконьерствовал на них самым наглым образом.
Будучи директором, числился еще и учителем русского языка в седьмых классах. Уроки не проводил, но зарплату получал исправно. В течение последних трех лет в период летних каникул под разными предлогами освобождал от работы лаборанта и секретаря школы, а вместо них зачислял в штат свою дочь. Бухгалтером школы числилась хорошая приятельница Гельдыева — работница горгаза, которая в школе никогда не появлялась и даже зарплату ей высылали по почте.
Получил Гельдыев по доверенности для нужд соседнего колхоза десять кубометров пиленого леса. Взял для себя лично три кубометра, которые тут же перепродал колхознику Клычеву за триста рублей.
Три тысячи штук жженого кирпича, выделенного для школьного строительства, продал учителю Мергенову за триста рублей. 176 рублей израсходовал на проведение своего юбилея, а 124 просто прикарманил без объяснения причин.
Как видим, от казенного калача разные сообразительные люди умудряются откусывать и жженый кирпич, и пиленый лес, и должностные оклады.