Секреты Достоевского. Чтение против течения

Истина находится между людьми, а не внутри них. Так же как признание собственной вины и клевета представляют собой разные речевые действия по отношению к истине, аналогичным образом противовесом мошенничеству и самозванству является идолопоклонство. Разница между ними – вопрос отношения и ракурса. В своем замечательном анализе образа Ставрогина Й. Бёртнес исследует динамику идолопоклонства, пронизывающего взаимоотношения между персонажами романа. Бёртнес основывается на толковании Р. Жирара, в котором (согласно его знаменитой треугольной модели желания) Ставрогин является посредником между всеми остальными основными персонажами романа; он – их «идол», в «сатанинском величии» которого мы должны узнать «образ Антихриста» [Bortnes 1983: 56]. Бёртнес добавляет к этой трактовке еще один уровень; идолопоклонство – не просто вопрос взаимодействия персонажей на уровне психологии; оно также включает в себя акт воображения и творчества. Персонажи «Бесов» создают из других людей свои подобия. Подобно тому как Варвара Петровна «сочиняет» Степана Трофимовича в соответствии со своими фантазиями, Марья Тимофеевна проецирует на Ставрогина свой образ идеального героя [Bortnes 1983: 56]. Взаимоотношения других персонажей со Ставрогиным имеют аналогичный характер; их мнение о нем определяют их собственные желания. Бёртнес делает вполне обоснованный вывод: сам Ставрогин не имеет реального содержания. В своем анализе я бы хотела исследовать некоторые последствия этого смелого вывода, с которым я полностью согласна. Поскольку если Ставрогин не существует на том же плане реальности, что и другие герои романа, то он существует как образ, порожденный их воображением, как полноправный литературный персонаж и как центр, вокруг которого в романе происходят события. И снова: кто – или

что — он такой (или такое)?

Путь Ставрогина на страницы романа извилист. В записных книжках Достоевского гигантские мужские прототипы – атеист, великий грешник, положительно прекрасный человек —

обитают на одной и той же территории. Э. Васёлек, весьма тщательно изучивший эти записные книжки, замечает: «Достоевский пробует его вновь и вновь в одной роли за другой, но ни одна не подходит, поскольку Ставрогин будет выше каких-либо ролей» [Dostoevsky 1968: 15]. Заметки Достоевского – это «перечень забракованных Ставрогиных» [Dostoevsky 1968: 15]. Создание, которое возникает в результате этого изнурительного процесса, лишено человеческого содержания. Его не следует читать «в изъявительном наклонении».

До нарратива и за его пределами Ставрогин существует. Диалог между Петром Верховенским и Ставрогиным можно рассматривать как встречу между преходящим, материальным миром, запечатленным в языке, и загадочной, трансцендентной сутью. Здесь «роман-памфлет», который при поверхностном рассмотрении выглядит как повествование о текущих событиях, современных Достоевскому, разверзается в бездну истории (Смутного времени) и фактически в вечность. Петр Верховенский пытается создать не просто политического самозванца, а самого Антихриста, и роман Достоевского – это не просто хроника текущих событий, а некое подобие Откровения, новозаветной книги Апокалипсиса

[126]. Читая роман Достоевского как апокалипсический текст, мы решаем сложную задачу, поскольку о книге Откровения с определенностью можно сказать только одно: множество содержащихся в ней загадок и темных мест чрезвычайно затрудняют ее толкование. И из того, что «Бесы» содержат прямые реминисценции из Откровения, не следует, что в них надо буквально видеть библейский Апокалипсис. И тем не менее эти реминисценции требуют внимания, и они помогут нам ввести загадку идентичности Ставрогина в соответствующий контекст.

В Откровении описывается конец времен, когда Христос должен возвратиться на землю и принести спасение верующим христианам. Второе пришествие происходит после ряда катаклизмов, низвержения «вавилонской блудницы» (в библейской истории представляющей светский Рим) и вселенской битвы, в которой Христос торжествует над силами Антихриста. В Откровении описывается видение конца света. Иисус является предполагаемому автору книги – апостолу Иоанну Богослову – и поручает ему записать увиденное в форме писем, адресованных семи церквам Малой Азии. Фрагмент одного из этих писем, адресованного Лаодикийской церкви и обвиняющего ее в недостаточной искренности в вере («не холоден ты и не горяч»), цитируется в «Бесах» дважды. Тихон читает его Ставрогину накануне его признания [Достоевский 1974в: 11], а книгоноша Софья Матвеевна читает его Степану Верховенскому накануне его смерти [Достоевский 19746: 497]. Таким образом, Достоевский связывает Ставрогина с его «литературным отцом» Степаном Трофимовичем через библейский текст.

В апокалипсическом жанре Божественное видение требует посредника, который бы передал откровение из Божественного мира в мир человеческий. В своем исследовании темы апокалипсиса в русской литературе Д. Бетеа пишет: