Сексот поневоле

Погоди, погоди, Димка, не торопись. А вдруг кладовщик, выводя меня на мастера, отводит подозрения в спой адрес? Какие подозрения? Если вдуматься, ничего я против Никифора Васильевича не имею. Единственная зацепка — встреча возле карьера. Да и Малеев не сказал ничего определенного, просто посоветовал присмотреться, сблизиться…

А как же быть с «ночными гостями», с подслушанной беседой, в которой — какая-то операция назначена на эту ночь? Именно на ту, когда я приглашаюсь кладовщиком для распития водки?

Отбросить в сторону продуманную версию и мчаться, сломя голову, за другой? Но пока я стану присматриваться к хитроумному Никифору Васильевичу, Сичков успеет скрыться. До границы близко, махнет на другую сторону — все дела.

Кладовщик — не преступник, он только, как любят говорить юристы, — подозреваемый. А Сичков, если верить хозяину, раскрытая фигура, убийца и, возможно, агент вражеской разведки… или пособник убийцы?

Так я метался, панически бросаясь из одной крайности в другую. В голове молоточками стучали два имени: Валера и Никифор Васильевич, Никифор Васильевич и Валера… Господи, когда окончатся мои сексотовские мучения? Где Малеев со своими хвалеными аналитиками и сыщиками? Почему он бросил своего секретного сотрудника без помощи и охраны?

Кладовщик продолжал с возрастающим любопытством взирать на гостя… Чего он от меня ожидает? Чтобы первым назвал Валерку убийцей? Или — попытался опровергнуть таинственные намеки на его причастность к преступлению?

Кстати, а почему я зациклился на этих двоих? Неизвестно, какую роль играет в происходящих событиях тот же Курков? Ведь если верить Оленьке, а я ей верю, в ту ночь ее отец провожал Валеру…

— А инструктор вместе с Валеркой не заявлялся?

— Серега-то? А чего ему в ночь заполночь ходить по гостям? Особо, к немощному старичку… Курков — человек семейный, ему гулять ночами не положено… Один был Валерка, один, не сумлевайся, Данилыч… К тому же Серега не шибко-то дружит с мастером. Единожды согрешил выпить с ним, было, скрывать не стану… А в ту злодейскую ноченьку прибежал один Валерка. Бледный, отдышаться не может, руки дрожат. Стал я ему для успокоения крутить байки про Родьку-пулеметчика, чую — не слышит ничего, только глазами моргает… После потребовал самогону…

Старик упрямо подводил меня к мысли о виновности Сичкова. Будто на рыбину, пойманную на крючок, которую боятся слишком быстро вытащить — как бы не сорвалась и не уплыла вглубь.

Подозрительно? Еще бы, конечно. Но меня занимала иная картинка. Вхожу я в кабинет Малеева, подталкивая стволом пистолета закованного в наручники Сичкова… Конец расследованию, товарищ подполковник. Перед вами — убийца Гордеевой и резидент вражеской разведки… Нелегко досталось мне его разоблачение, но, как видите, справился… Бывший майор, теперь — подполковник трясет мне руку, благодарит, обещает представить к награде.

На фоне этого видения образ преступника-кладовщика все более мерк, и, наоборот, все более прояснялся образ преступника-мастера. Факты, обращенные против Никифора Васильевича, находили свое оправдание, представлялись ложными либо поверхностными, зато подозрения в адрес; Сичкова усиливались, становились неопровержимыми.

— Может быть, в прошлую ночь именно Валерка шастал по складу и встречался с сообщником? — убежденно предположил я вслух. — То-то мне почудилось что-то знакомое в фигуре одного грабителя…

— Могет быть, — охотно согласился старик. — Давно уж заподозрил я ентого мастера, да недосуг был тебе сообчить…. Окромя лодки, о чем говорили злыдни, не слыхал?

— О какой-то операции, которая намечена на сегодняшнюю ночь… В чем она, эта операция, заключается, не понял. Либо ограбление склада, либо налет на станцию. А вот то, что один из беседующих Сичков, теперь я уверен. Какой же он сволочь, как маскировался, мерзавец!

Старик взволновался не на шутку. Лицо заострилось, глаза заметались по сторонам, будто выискивал там неизвестно какие опасности. Ему не сиделось — бегал по комнате, переставляя стулья, разбрасывая веники и коврики. Жирный кот, блаженствующий на припечке, с визгом отпрянул

от взбесившегося хозяина, но спастись не смог — носком сапога Никифор Васильевич подфутболил его, отбросил в угол.

— Покажу я Сереге, как опаздывать! — грозился он сухим кулачком. — Велено в восемь, значитца — в восемь!

Непонятно. Почему скромный кладовщик имеет право приказывать инструктору производственного обучения? Впрочем, откуда мне знать, какие между ними сложились отношения.

— Значит, вы ждете Сергея Сергеевича?

— Кого же еще? — огрызнулся Никифор Васильевич. — Должон заявиться Серега вместях с мастером… А могет быть, и один…

Незлобивое собачье тявканье переросло и угрожающий лай. Псы гремели цепью, рвались к калитке.

Хозяин облегченно задышал, невнятно выругался, уселся на лавку рядом с печью.

— Старуха, открывай калитку гостям. Я што тебе — привратник! Кому говорено?

Покачиваясь на больных ногах, Никодимовна вышла из комнаты.

5